Олег молниеносно подхватил, положил в сторонке на пол,
потянул за ручку. Ржавые петли пронзительно взвизгнули. Рудый мгновенно втянул
голову в плечи, как улитка рожки, испуганно процедил сквозь зубы: «Перепороть
ключарей...» Олег бочком вдвинулся в щель, и Рудый поспешно проскользнул
следом.
Из этих широких сеней две лестницы вели вверх, а на той
стороне сеней зияла приоткрытая дверь в узкий коридор. Олег кивнул, и они молча
перебежали через сени прямо в коридор.
Там стены быстро сдвинулись, Олег вынужденно пошел боком.
Темно, затхло, под ногами похрустывали мелкие косточки. Рудый начал потихоньку
ныть: он постоянно слышал гадкие звуки, а гадкие запахи еще чаще.
Олег замедлил шаг, тайный ход медленно повел вверх. Справа
доносились голоса, словно бы тайник шел вдоль стен пиршественных палат. Кое-где
камни были аккуратно вынуты, дабы смерды Твердислава могли тайком слушать речи
подвыпивших воевод и старших дружинников.
Олег на ходу заглядывал в квадратные выемки в стене. Однажды
он взял у Рудого ножик, осторожно ткнул острым концом в шероховатую стену.
Блеснул красноватый свет, Рудый понял, что стена — не стена, а толстый ковер,
прикрывающий вынутую плаху. Через дырочку просматривался уголок зала, залитый
багровым светом факелов. Олегу и Рудому после блуждания в темноте они
показались нестерпимо яркими.
Олег уже опускал клинышек ковра, когда в палату ворвались,
грохоча сапогами, воины с короткими тяжелыми копьями. Двое держали пылающие
факелы. Впереди ковылял, сильно хромая, с обнаженным мечом воевода со злым,
сдвинутым набок лицом: уродовал огромный распухший кровоподтек всех цветов
радуги — глаз заплыл, губы распухли. Рудый с содроганием узнал Листа,
злополучного воеводу, который сражался у обрыва.
Лист быстро оглядел зал, прошепелявил:
— Обшарить вше ходы-выходы!.. Осмотреть комнаты. Ешли
двеши шаперши — ломайте. Помните, они опашны. Ешли не хотите умереть, шубите их
пешвыми. Не пытайтешь обешорушить или вшять в плен — убивайте!
Похоже, вторая половина его зубов осталась у обрыва на
невспаханной земле, ожидая весны. Один воин, в полном доспехе и в шлеме,
покосился на обезображенное лицо свирепого воеводы, зябко передернул плечами,
словно от внезапного северного ветра, сказал нерешительно:
— Они здесь в самом деле?
— Здешь, — гаркнул Лист. Он закашлялся, плюнул на
пол темным сгустком. — Я их обезошужил и захватил, но потешял пятнадцать
воинов, а в моей дружине были лучшие из лучших! Но эти пшоклятые вше равно
ушкольшнули, вовремя для них напали пшоклятые урюпиншы...
— Но почему они здесь?
— Мы захватили их женщин, душак. Они не трушы! Охотники
показали, что четвешо вшадников галопом нешлишь в нашу шторону. К тому же я
только что обнашужил, что вошота отпешты!
— Ворота терема?.. Могли забыть запереть.
— Нет, пока я сташший воевода, — отрезал Лист.
Воины, снова громко топая, выбежали из палаты. Лист
подозрительно огляделся, пошел с обнаженным мечом вдоль стены. Олег попятился в
темноте на цыпочках.
Рудый прошептал:
— Что подсказывают боги?
— Говорят, что мы — бравые мужи.
— Я не Асмунд, мне чести не надо. Лучше быть живой
лисой, чем мертвым львом...
— Шшшш!
Олег потащил за собой Рудого в глубину хода, круто свернул.
Рудый не успел увидеть поворота и влип в каменную стену, зашипел, как
разъяренный змей.
— Что на этот раз? — потребовал раздраженно Олег.
— Крысы...
Олег двинулся в темноту, но впереди уже заблестел рассеянный
свет. Они выбрали крохотную комнатку, где стояли два огромных сундука, высокая
кровать, тускло светил догорающий факел.
Рудый еще тер кулаками глаза, свет больно резал, как вдруг в
коридоре послышались тяжелые шаги. Дверь содрогнулась от толчка. Послышались
грубые голоса, толстые доски затрещали. Олег вытащил из ножен кинжал, стал
рядом с дверью. Рудый застыл с другой стороны, лицо его стало мрачным,
оскаленные зубы заблестели, как у загнанного хорька: отступать некуда — сами
захлопнули себя в ловушку.
Дверь содрогнулась, доски подались, начали со скрипом
раздвигаться. Олег вскрикнул тонким, детским голосом:
— Ой, кто там?.. Папа, это ты?
За дверью наступила тишина, потом — потрясенный голос:
— О, Сварожич! Там дети князя...
— Достанется нам, — сказал второй
торопливо. — Князь не потерпит, что выломали дверь к его наследнику и
дочке.
Рудый не верил ушам своим, но шаги быстро удалились. Он
повернул сияющее лицо к пещернику:
— Хорошо, что здесь так чтят детей!
Олег ответил равнодушно, думая о другом:
— Свои жизни чтят...
— Думаешь, не ради детей?
— Стань на их место. Ломать дверь, ожидая, что двое —
нет, четверо! — осатанелых уже занесли для удара мечи? Всякого, кто шагнет
через порог, исполосуют от макушки до задницы... Поневоле схватишься за любое
объяснение, чтобы оставить дверь в покое.
— Ты не веришь в добрые чувства, — обвинил его
Рудый. — А еще святой человек!
— Пойдем отсюда. Лист не пройдет мимо запертой двери.
— Веди, тебе боги подсказывают.
— В этих норах важнее подсказка крысы.
— Не богохульствуй! — воскликнул Рудый
патетически, но глаза его блестели живо, на пещерника смотрели с интересом.
Олег выхватил факел, подбежал к высокому окну. Рудый
подставил спину, Олег вспрыгнул ему на загривок. Рудый заохал, перекосился, но
Олег не обращал внимания, выглянул, быстро просунул руку с факелом.
Когда спрыгнул на пол, Рудый с трудом разогнулся, сказал
обвиняюще:
— На меде и акридах так не взматереешь!
Снизу в окошко потянуло гарью, начал заползать сизый дым. За
стеной послышался топот, кто-то истошно заорал, затопали еще громче. Олег
кивнул Рудому, тот работал хитрым ножичком, снимал скобы. Олег прислушался,
затем распахнул дверь. Они пронеслись через освещенный пламенем коридор,
вскочили в темную комнату, где распахнутая дверь уже висела на одной петле.
Затаившись в темноте, они видели на фоне огня темные фигуры,
что растаскивали горящие клочья ковров, рубили деревянные перегородки. Кто-то
катил огромную бочку, из нее хлестала темная, сильно пахнущая струя. Рудый
потянул носом, простонал: «Такое пиво переводят!.. Лучше весь терем в пепел...»
Олег нетерпеливо кивнул, они перебежали через коридор. С
площадки, где стоял массивный камнемет с отполированными ручками, видно было
внизу пламя, там клубился черный дым, суетились люди.
Рудый равнодушно отмахнулся:
