— Надеюсь, что лучший, — ответила Умила
подозрительно. — А то я кое-что слышала о постоялых дворах Даниловки.
— Нет-нет, — горячо заверил Рудый. — Те
непристойные постоялые дворы с продажными девками, бочками пива, горячим вином
— на другом конце города. Туда надо перебраться через речку!
— Я уверена, что ты их хорошо знаешь, — заметила
Умила ядовито. — Надеюсь, знаешь их только ты один.
Она обратила прекрасные глаза на Рюрика, и мечтательная
улыбка мигом слетела с лица князя. Умила ровным голосом напомнила:
— Он был здесь позапрошлым летом в твоей свите, мой
князь!
— Да, — подтвердил Рюрик твердо. — Но от меня
не отходил ни на шаг, клянусь!
— Это я и хотела выяснить, — произнесла Умила
совсем ледяным тоном. Она взяла спящего Игоря на руки, понесла его, гордо
ступая по деревянным скрипучим ступеням. Рюрик смотрел уныло, Рудый ответил
заговорщическим взглядом: не пойман — не вор, даже пещерник может знать те
нехорошие дворы. Рюрик незаметно для жены отмахнулся: мол, пещерник может знать
такое, что нам и не снилось, но помалкивает, не портит невинные души князя и
его воевод.
Асмунд распахнул перед княгиней двери, проводил в зал,
выпячивая грудь и грозно сверкая очами на возможных обидчиков.
Вечером, когда проверили коней, все спустились в нижнюю
палату. Туда набился народ, казалось, не только поселившийся на постоялом
дворе, но и со всего городища.
Асмунд буркнул, оглядывая зал:
— Народу многовато. И все разные. Не городище —
ярмарка.
— Угадал, — согласился Олег. — Как раз сейчас
осенняя ярмарка. В этом городище живут только торгом. Покупают, перепродают...
Половина домов — склады. Местные покупают у восточных купцов, хранят их товары
на складах, потом продают втридорога северным. Обдирают всех, как водится.
Асмунд с любопытством смотрел на черноволосого человека, тот
сидел за дальним столом с двумя такими же смуглыми темноволосыми людьми. У них
были одинаково длинные носы, выпяченные губы. Все трое были в длинных халатах.
— Кто это? — спросил он.
— Гевляне, — ответил Олег безучастно. Он придвинул
к себе миску, тщательно вытер деревянную ложку. Асмунд побагровел, глаза
выкатились, налились кровью. Его огромные, как детские головы, кулаки сжались с
такой силой, что послышался скрип суставов.
— Это те, — заявил он громким голосом, —
которые поклоняются смоку! Они подло убили бога моего племени!
Гульча оглянулась на троих купцов, перевела взгляд на
разъяренного Асмунда. Воевода уже начал ощупывать рукоять чудовищного топора,
но на поясе висел только крохотный нож.
— Убили? — спросила Гульча с сомнением. —
Когда это случилось, я просмотрела... Наверное, еще спала?
— Это было пять тысяч лет назад! — рявкнул Асмунд
яростно.
Его глаза пропарывали воздух, трое гевлян начали
оглядываться. Асмунд запыхтел, начал подниматься из-за стола. Усы
встопорщились, глаза округлились, как у разъяренного быка. Гевляне поспешно
вскочили, оставив недопитое пиво, ушли, пугливо оглядываясь на огромного
гиперборея, что уже раздулся, словно разъяренный дракон.
Гульча спросила осторожно:
— Стоит ли сердиться так долго?
— Есть вещи, которые прощать нельзя, — ответил
Асмунд резко. — Никогда!
Он скользнул подозрительным взглядом по ее черным, как
смоль, волосам, задержался на точеном носике и пухлых губах, повторил с
нажимом:
— Никогда и ни за какие пряники!
Олег чувствовал себя усталым, мысленно уже лег в постель,
дал отдых измученному телу. Рудый стучал ложкой, вылавливая из огромной миски
последние капли супа. Когда хозяин принес на огромном подносе крупного
поросенка, Рудый уставился с недоверием, осторожно потыкал ножом:
— Мы кабанчика не заказывали! С чего такая внезапная
щедрость?.. Или ты зажарил его месяц назад, но так ни одному бродяге и не сбыл?
Хозяин покачал головой, указал на Асмунда:
— Поросенок еще утром бегал, но вот этот князь, когда
соскочил с телеги, наступил прямо на него... Задавил.
Рудый покосился на смущенного Асмунда, сунул руку в карман,
отыскивая кошель с монетами:
— Я могу его заменить.
Хозяин осмотрел его внимательно, сожалеюще покачал головой:
— Ты худой да жилистый. Не заменишь... Вот если бы сам
князь, который задавил...
Рюрик посмеивался, заботливо срезал для Умилы поджаренные
корочки хлеба — она любила их. Олег слушал болтовню спутников краем уха, почти
не обратил внимания на выросшие посреди стола огромные кружки с квасом. До
Новгорода осталось два-три конных перехода. Послезавтра они должны принять из
рук Гостомысла ключ от ворот Новгорода. Не успеют — рухнет все. Участь
славянских племен будет решена бесповоротно, трагически.
Он отодвинул пустую кружку, произнес рассеянно:
— Квас был хорош, благодарствую.
За столом была тишина, он поднял голову. Все смотрели на
него во все глаза. В глазах Асмунда был откровенный восторг. Наконец Рудый
скромно кашлянул, сказал благочестиво:
— Святой отец, ты так был погружен в мысли о высоком,
что вместо своего кваса... съел моего кабанчика.
Олег пожал плечами, все еще в тяжелых мыслях о самом трудном
переходе — последнем, как сквозь толстое одеяло из шкур услышал сочувствующий
голос Асмунда:
— Если не смотришь, что ешь, то все одно, что не ел. По
себе знаю.
Хозяин попятился, в его глазах был ужас и благоговение:
— Говорят, что волхвы не творят чудеса! Своими глазами
видел...
Один из гуляк в корчме поднял руку почесать нос, шевельнул
пальцами, почесал щеку, в задумчивости коснулся мизинцем уха. Олег бросил
взгляд в ту сторону, откуда гуляка был хорошо виден. Краснолицый купец с
широким темным лицом поднялся, пошел к двери. Из-под короткого плаща— западного
кроя выглядывали ножны широкого меча.
Рудый внимательно смотрел на Олега, спросил тихо:
— Что-то случилось?
Олег взял кружку с пивом, поднес ко рту, ответил, едва
шевеля губами:
— Вон тот, с серьгой в ухе — чтец по губам.
Рудый поднес свою кружку ко рту, закрывая губы:
— Они опасны?
— Не знаю. Пока что замышляют какой-то грабеж. Вряд ли
нас касается, но будь наготове.
— Откуда знаешь?
— Язык офеней, — ответил Олег коротко.
Рудый тихонько сказал Гульче, все еще прихлебывая пиво
мелкими глотками:
— Я думал, только я знаю язык этих коробейников!.. Они
придумали свой язык, чтобы при покупателе тайно вздувать цену, торговаться.
