Поднялось солнце, меч в тяжелых ножнах начал ерзать по
вспотевшей спине — Олег дважды подтягивал широкую перевязь. Наконец снял меч,
зацепил на крюки слева от седла, а щит повесил на спину: легче, заодно защитит
от стрелы.
На шее болталось ожерелье с оберегами — он сам вырезал из
дерева этих волков, рыбок, медведей, птиц, мечи, щиты и лики богов. Крохотные,
не крупнее ореха, легкие, они всегда болтались на его шее. Он вспоминал о них
только во время раздумий, но сейчас чаще обычного перебирал их, сидя в седле,
прислушивался к голосу души.
Он сразу заметил, что среди отряда, посланного за ним, едут
двое чужаков. Обры все в звериных шкурах, наброшенных на голое тело, вместо
седла — тонкая попонка, а у этих двоих — одежда с капюшонами, закрывающими от
пыли, седла высокие, удобные, стремена подогнаны по росту. Один был
ширококостный мужчина, капюшон закрывал его глаза, другого Олег кое-как
признал: девушка, что молила пощадить брата.
Обры скакали, держа в поводу запасных коней. Олег выехал
из-за деревьев на дорогу, давая увидеть себя.
Завидев всадника, обры люто завизжали, начали хлестать коней.
Передние второпях пустили стрелы — те упали в дорожную пыль. Олег погнал коня в
галоп. Не хлестал, не оглядывался — по стуку копыт знал, кто едет и где.
Одна из стрел все же ударила в щит на спине Олега. Он
толкнул коня в бока пятками, побуждая ускорить бег. Стрела на излете, не
убойная, но лучше избегать даже царапин. Обры не скифы, отравленным оружием не
пользуются, но ведь говорят же, что утопающий и за гадюку схватится.
Щеки Гульчачак раскраснелись, глаза не отрывались от спины
скачущего далеко впереди всадника.
— Он не в панике! — вскрикнула она. — Не
гонит лошадь изо всех сил!
— Коня, — сказал Морш.
— Что? — не поняла она.
— Лошадь они называют конем, реже — комоном. Я
запоминаю славянские слова на случай, если старейшины решат направить сюда
проповедников... Да, он словно нарочно выехал на дорогу.
— Ловушки? — спросила она, загораясь. —
Заманивает?
— Какие могут быть ловушки в голой степи? Давай
придержим коней, пусть впереди скачут самые глупые. Их не жалко.
Вновь показалась небольшая рощица. Всадник несся к ней. Морш
напрягся, всей кожей чувствуя опасность. Одинокий всадник на полном скаку исчез
за деревьями, среди обров вспыхнула ругань: пещерник перебьет стрелами многих,
пока они, спешившись, будут искать среди деревьев и бурелома.
— Вперед! — заорал Гугугубун. — Это удача!
Роща крохотная, окружим ее — муха не пролетит незамеченной!
Степь загремела под конскими копытами. Внезапно всадник на
полном скаку выметнулся из-за деревьев: роща оказалась слишком мала или деревья
стояли чересчур редко. Гульчачак показалось, что он должен был появиться из-за
деревьев раньше, она взглянула на брата вопросительно. Тот кивнул, не скрывая
угрюмой усмешки:
— Первая ошибка варвара!.. Спешился, пытался укрыться.
Не сразу понял, что роща просвечивается насквозь. Это стоило ему потери
времени. Он проиграл.
Гугугубун несся впереди отряда. Он подался вперед, вытянув
руку с зажатой в кулаке рукоятью кривой сабли. Его хищные, как у коршуна, глаза
наливались кровью.
— Быстрее! — крикнул он. — Уже нагоняем!
По сухой земле, стеблям и пожухлым листьям вмятым копытами
скачущих коней варвара, было заметно опытному глазу, что кони устали — их
всадник был слишком тяжел.
Внезапно три передних бешено несущихся коня полетели на
землю. В месиво бьющихся в воздухе копыт, торчащих копий, сабель, топоров
врезался другой ряд, третий, не в силах разом остановить коней.
Морш ухватил коня сестры за уздечку, удержал. В ужасе они
видели, как из-под кучи окровавленного мяса выползают искалеченные, уцелевшие.
Храброго Гугугубуна и еще двоих вытащили затоптанными, мертвыми. Четвертому
пришлось срочно перерезать горло: он в падении наткнулся на собственную саблю —
лишь рукоять торчала из груди. Ржали искалеченные кони, торчали сломанные и
вылезшие наружу кости, кровь жадно всасывалась сухой землей.
— Протянул веревку! — вскрикнул Морш со
злостью. — То была не ошибка. Роща оказалась нужна лишь затем, чтобы на
время укрыться от наших глаз, пока натягивал веревку!
Похоронили мертвых, поставили памятный знак, дабы потом
устроить на этом месте краду с кровавой жертвой. Посовещались, временным
десятником выдвинули Мирошномана. Новый десятник осторожничал, велел не
спускать глаз с маячившего вдали всадника. Тот уезжать не спешил, казалось,
поддразнивал, насмехался.
Морш ярился, требовал гнать во весь опор — под пещерником
кони устанут быстрее, чем под обрами, а ловушек не будет: степь ровная, как
ладонь. Мирошноман в ответ угрюмо кивнул на замыкающих небольшой отряд троих
всадников, что едва держались в седлах, повязки их сочились кровью.
— Мы закопали четверых... а погоня только началась!
Погибли от простой веревки. А что еще в седельных сумках у пещерника?
— Будем смотреть в оба, — бросил Морш зло.
— Я гляжу, — возразил Мирошноман. — Как
примут на том свете сыновей Большой Кобылицы, что погибли не от меча, а от
простой веревки? Позорная смерть для воина-зверя!
— Вы приняли истинную веру, — напомнил Морш
зло. — Они попадут не в старый языческий рай, а в наш, истинный!
— На том свете мною хоть ворота подпирай, а здесь не
хочу обгадиться.
Он стегнул коня, догоняя передних всадников. Морш остался с
Гульчачак. Девушка вскрикнула пораженно:
— У пещерника два лука, если глаза меня не обманывают.
Зачем? Я никогда не видела воинов с двумя луками.
Один из обров услышал, бросил с бешенством:
— Он не воин!
Морш ответил задумчиво:
— Я тоже не видел. Я воевал в разных странах, видел
разные народы. Впрочем... погоди! Был такой древний народ. Они еще с египтянами
спорили о первородстве. Скифы! Они носили по два лука. Стрелы были отравлены.
Один из их героев забрел далеко на восток, даже на юг, там совершил немало
подвигов. Таргитай, сын Тараса, а в Элладе его звали Гераклом. Он убил там
ужасную гидру, смазал ее кровью концы стрел, как делают скифы...
— Это не он?
— Нет, — ответил Морш уверенно. — Геракл
отдал второй лук сыну. Их было у него трое, все пробовали натянуть тетиву по
очереди, но сумел лишь младший — ему достался лук и все земли, остальные братья
откочевали... С той поры Таргитай ходил лишь с одним луком.
Гульча сказала с сожалением:
— У этого их два, так что это не Таргитай.
— Однако он знал скифов! Этого я не понимаю. Сидит на
коне по-скифски, стреляет по-скифски... Даю голову на отсечение, что он на
полном скаку может бить в цель, как были обучены скифы. Не понимаю... Варвары
записей не ведут, как мой богом избранный народ, — откуда же скифские
приемы боя? А меч — сарматский...