Олег встретился взглядом с Масляком, вздохнул, тяжело побрел
обратно. Воины забегали, подавая толпу назад, образовывая круг. Старейшины
быстро опустились на лавку, как куры на насест, — ее только оттащили
подальше. Глаза старейшин и даже вождя начали просветляться — добрая драка
лучше похмелья. Вождь проговорил со странной усмешечкой:
— Божий суд!.. Боги зрят правду, ежели не спят и не
бегают по бабам.
Олег остановился в середине круга. Масляк отпустил Гульчу,
пошел на пещерника. На круглом лице было виноватое выражение: пещерник, святой
человек, как-никак... Он нехотя взмахнул кулаком, метя в грудь. Олег чуть
сдвинулся, кулак угодил в плечо. В глазах парня мелькнуло удивление: мышцы
святого старца были как гранитный валун.
Он ударил с размаху, целясь в голову. Пещерник снова
отодвинулся. Масляк успел увидеть мелькнувшую землю, в лицо с размаху ударило
чем-то твердым, рот забился грязью. Сквозь боль и шум в голове услышал крики. С
трудом поднял голову — на ладони осталась кровь вперемешку с грязью. Он лежал
на непросохшей земле, пещерник высился над ним, как гора, глядел сверху вниз
внимательно и печально. За спиной пещерника народ подыхал от смеха, приседал,
хлопал себя по коленям, с гоготом тыкал в его сторону корявыми пальцами.
Масляк взревел, вскочил, ринулся на Олега. Снова мелькнули
перекошенные лица, земля и небо поменялись, и Масляк грохнулся плашмя о землю.
Голень больно ныла. Масляк догадался: подножка. Он вскочил, бросился со всей
дури, снова с размаху грохнулся, из разбитого носа брызнули кровавые сопли. Из
восторженных воплей понял, что пещерник не тронул его и пальцем, отпрыгивал да
уворачивался, в нужное время ставил подножку, однажды дал пинка в зад.
Поднявшись в очередной раз, Масляк пошел на противника
медленно, пожирая горящими от вспыхнувшей ненависти глазами. Кровь заливала
сорочку, передние зубы шатались. Масляк потрогал их языком, молча поклялся бить
сильно, но с места не двигаться. пещерник даже не запыхался, в их деревне так
дрался лишь Тверд, но тот побывал в самом Царьграде, служил Кесарю, воевал в
дальних странах!
Олег принял град ударов на локти, плечи. В глазах парня
горело бешенство, он с силой выбрасывал огромные кулаки, сопел, как разъяренный
бык. Плечо Олега заныло — Масляк бил сильно. В толпе орали, свистели, и Олег
наконец ухватил Масляка за кулак, дернул, присел, и тяжелое тело перелетело
через него.
Вождь досадливо крякнул. Олег видел по сузившимся глазам,
что вождь понял — пещерник может сломать руку молодому парню, но жалеет, не
калечит. Масляк поднялся под свист и вопли, снова бросился и снова оказался на
земле. В толпе стоял сплошной рев, глаза горели. Олегу на миг почудилась
огромная арена, во все стороны кругами уходят ряды, тысячи богато одетых
зрителей орут, стонут от наслаждения, вытягивают руки с опущенными вниз
большими пальцами...
Масляк всякий раз поднимался — окровавленный, в разорванной
одежде. Олег чувствовал раздражение и злость.
— Все, — сказал он громко, обращаясь к
Масляку. — Остановись. Ты побежден, понимаешь?
Масляк надвигался, останавливался, стирал ладонью кровь со
лба, что заливала глаза, слепила. Он покачал головой, говорить не мог, губы
распухли, как оладьи, горло посинело, передние зубы лежали в красной грязи.
Олег повернулся к вождю:
— Разве бой не до первой крови?
Вождь оскалил зубы — желтые, огромные, крепкие:
— Что кровь?.. Кошка царапнет — тоже кровь. Пока не
останется один на ногах.
Олег со злостью повернулся к надвигающемуся на него
истерзанному человеку — лицо было кровавой маской с разводами грязи. Кулак
метнулся вперед, со всей силой ударил в угол нижней челюсти. Масляк еще стоял,
как малое время стоит срубленное дерево, а Олег пошел к Гульче, крикнул:
— Собирайся!
Сзади тяжело грохнуло. В толпе на этот раз охнул женский
голос, воины и простые мужики молчали. Гульча смотрела на Олега расширенными
глазами. Опомнилась, часто-часто закивала, опрометью бросилась к коням. Отрок
ей повод не отдал, выжидающе смотрел на вождя.
Вождь поднялся, покачался на кривых ногах, став еще похожим
на медведя. Его глаза налились кровью, в них блистали злые молнии:
— Масляка унесите. Цел, не вопи... Святой пещерник, ты
не всегда молился в пещере, верно?
— Пещерниками не рождаются, — ответил Олег
уклончиво.
— Видим. Тебя недооценили. Так что этот бой не в счет.
Сам понимаешь, надо на равных. Чтобы по-честному, верно? Наше племя стоит на
справедливости. То был кутенок супротив тебя. Побьешь настоящего мужа, иди с
богом. И бабу бери.
— Я готов, — ответил Олег кротко и потупил глаза.
Вождь обвел суровым взглядом собравшихся. Одни бодро
выпячивали груди, другие опускали глаза, еще было таких, кто прятался за чужие
спины. Вождь раздраженно засопел. Молчание тянулось, наконец за спиной Олега
прогремел густой сильный голос:
— Дозволь мне, княже.
Из толпы выступил суровый гигант — Тверд. Лицо его было
темным от загара, надбровные дуги выступали вперед, глаза сидели глубоко.
Теперь он был в душегрейке из грубой кожи, голые плечи блестели, как валуны,
руки были перевиты толстыми жилами. На запястьях блестели булатные браслеты
русина, и он сразу понимающе оглядел браслеты на руках пещерника. На левой руке
Тверда был каратыгский меч с чуть закругленным острием.
— Тверд, — сказал вождь предостерегающе, —
мудрый волхв носит разные обереги.
— Вижу, — отозвался Тверд. Он медленно потащил из
ножен другой меч, вдвое короче, с узким лезвием. — У меня такой же!
Олег вернулся к коню за мечами — они начали медленно
сходиться посреди круга. Вождь рявкнул, велел сделать круг пошире, никто не
сдвинулся, и старейшины бросились отпихивать народ, упираясь головами и
плечами.
Внезапно в круг ворвалась Гульча, ухватила Олега за пояс:
— Дай мне нож!
— Будем драться вместе? — спросил он.
В толпе хохотнули.
— Они не возьмут меня живой!
Олег вытащил из чехла нож, отбросил в сторону. Гульча быстро
подхватила. Да, славяне почти не держат рабов — кто выживет, того вскоре
принимают в общину. Но если Масляк помрет, то ее ухватит этот опьяненный кровью
велет. Тонкие косточки затрещат, окровавленные пальцы будут шарить по ее телу.
Еще повезет, если станет забавой только для Тверда и братьев, если они
есть, — один мужик, даже тиверец, лучше, чем три десятка. Ведь он может,
насытившись, бросить ее молодым парням на потеху, пока она еще не человек —
добыча...
В толпе затихли: двое бойцов уже шли медленно по кругу, чуть
пригнувшись, присматриваясь друг к другу. Тверд был чуть ниже Олега, но в
плечах тяжелее — они казались покатыми под массой мускулов. Голые руки
вздулись, в рыжих волосах прыгали солнечные искорки. Руки были длиннее, чем у
пещерника. Лицо в шрамах, нос расплющен, словно ударом копыта.
