— Ты забыл вождя, святой пещерник! И стрелами в кого-то
случайно попал.
— Тебя красиво обрядили, — бросил он, — и
серьги с камушками... Чем не вира?
— А я пойду голой?
— Лето, — буркнул он безучастно.
Он закончил снимать кладь со второго коня, перегрузил на
плечи. Гульча пыталась помочь, тащила всякую мелочь на свои узкие плечики. Он
чувствовал ее страх и добавил примирительно:
— Тебе можно ходить голой. Красоту грешно прятать.
Гульча с первого шага ударилась лицом о что-то твердое и
шершавое, упала — за ногу ухватили сучковатые пальцы. Олег шипел, как
рассерженный смок, торопил. Она ревела втихомолку, измученное тело ныло,
хотелось есть, воздух стал холодным и сырым, как в погребе.
Внезапно на плечо упала широкая ладонь, голос пещерника
шепнул в ухо:
— Замри. Даже не думай шелохнуться.
Она застыла, перед глазами поплыли цветные пятна. Где-то
хрустнула ветка, рядом звонко щелкнуло. В полусотне шагов раздался вскрик,
затем кто-то застонал протяжно и жалобно. Тетива щелкнула снова, сильные пальцы
ухватили Гульчу за руку, она послушно побежала, падала, натыкалась на деревья,
слезы лились потоками. Иногда надо было останавливаться, тогда страшно щелкала
тетива, и снова бежали через тьму, где за кронами не видно даже лунного света.
Один раз услышала сухой стук, в лицо брызнули кусочки коры.
От одежды остались лохмотья. Пещерник стрелял все реже.
Наконец они выскочили на слабо освещенную поляну, волхв отбросил было лук,
огляделся, тут же подхватил лук и сунул в чехол за спину. Глаза его были дикие,
расширенные:
— В низину! Там болото.
Деревья расступились, в холодном свете луны впереди
просматривалась черная и неподвижная, как смола, вода. Олег вбежал первым,
разбрызгивая болотную воду. Гульча пошла пупырышками от ужаса, едва ноги
погрузились в жидкую грязь по щиколотку, потом по колени. Под ногами тут же
зашевелилось что-то живое.
Они ломились сквозь осоку, камыши. Вскрикнула разбуженная
болотная птица. Потом бежали по чистой воде, дно уходило из-под ног. Гульча в
страхе остановилась. Олег рассерженно швырнул ее на плечо, побежал, не сбавляя
шага.
Вода поднялась ему до плеч, и Гульча перестала требовать
сердитым шепотом, чтобы он немедленно отпустил ее, ибо она сохранила свой
кинжальчик и не позволит...
Лунные блики на воде раздробились на тысячи осколков.
Впереди выросла черная стена. Дно медленно поднималось, Олег дышал, как
загнанный зверь, но все ускорял шаг. Гульча соскользнула в воду, та оказалась
до жути холодная, передернуло, но она мужественно пошла сама, с перепугу
обгоняя Олега.
На берегу Гульча упала, Олег на ходу подхватил, потащил в
темную чащу. Гульча запротестовала:
— Там хоть глаз выколи!
— А здесь выколют наверняка.
Она снова натыкалась на деревья, на губах было солоно, руки
и ноги ныли от синяков и царапин. Олег шел медленно, но не петлял — Гульча
всегда видела луну слева, когда той удавалось прорваться сквозь густые ветки.
Иногда они просто карабкались наверх, цепляясь за кусты.
Вместо мокрой земли и толстого мха пошли покатые камни. Однажды под ногами
слабо блеснул в лунном свете ручеек. Бежал сверху, звенел, прыгая с камня на
камень. Олег на ходу зачерпнул ладонями, жадно напился.
Гульча в первую очередь плеснула ледяной воды на
разгоряченное лицо, ужасаясь тому, как должно быть страшно она выглядит,
поспешно смыла кровь, пот и грязь.
Рассвет застал их бредущими по берегу. Над рекой было
звездное небо с тусклой луной. Они держались реки поневоле, чтобы видеть, куда
ступают их ноги. Гульча выбилась из сил, Олег хмурился, всматривался в зарубки
и затеси на деревьях, похожие на следы от медвежьих когтей.
— Мы в землях рашкинцев, — сказал он
мрачно. — Самые свирепые... Они убивают всех чужестранцев. Приносят в
жертву своим жестоким богам. Если бы просто убивали!
Он не договорил, махнул рукой. Гульча, успевшая в
изнеможении присесть, пугливо подхватилась, как слепая двинулась вперед. Когда
небо посветлело, Олег начал ее поторапливать, он все чаще оглядывался.
Бесполезный лук висел за спиной, колчан он потерял в лесу. За спиной торчал
огромный меч, на поясе все еще висели два ножа.
— Погоня? — спросила Гульча тихо.
— Настырные, — ответил он нехотя. — Сколько
сил тратит человек, чтобы убить себе подобного! Нет страшнее зверя, чем
человек... когда он зверь.
Гульча смолчала, закусив губу, брела, спотыкаясь, падала, ее
подхватывала могучая рука, и Гульча снова брела, почти не видя дороги. В
какой-то момент услышала пронзительный свист. Пещерник рядом с ней остановился,
покрутил головой. Ответный свист раздался с другой стороны, и пещерник медленно
вытащил меч, встал спиной к дереву.
— Отойди подальше, женщина, — сказал он коротко.
Гульча бросила руку на свой кинжальчик, огляделась:
— Они догнали нас?
— Да.
— Я думала, что ты все можешь...
— У меня был тяжелый мешок, — напомнил Олег.
Голубые глаза бесстрастно осматривали деревья, кусты,
завалы. Он стоял, расставив ноги, меч холодно блестел в его руке. Гульча
нахмурилась, она не считала себя мешком, сам же недавно одобрительно отозвался
о ее фигуре, какой она мешок, но вытащила кинжал и стала с ним рядом.
Из зарослей в сотне шагов слева вышел высокий мужик. Он был
в шеломе, кольчуге, на поясе висел короткий меч. Остановился, хмуро глядя на
Олега, из-за его спины выдвинулись и стали рядом два молодых парня. В двух
десятках шагов раздвинулись кусты, блеснули шлемы, один за другим начали
выходить тиверцы. Мечи висели на поясах, в руке у каждого был дротик. Трое
держали луки с наложенными на тетивы стрелами. Олег насчитал восемнадцать
человек, но из кустов появлялись все новые люди, лица их были перекошены
злобой.
Мужик пошел вперед, его ладонь лежала на рукояти меча. Олег
хмуро наблюдал, Гульча мелко дрожала, переступала с ноги на ногу. Мужик
остановился в двух десятках шагов, крикнул:
— Я Тур из племени тиверцев! Тверд был моим братом.
Если бы ты знал, кто за тобой гонится, бежал бы быстрее!
Олег промолчал, на душе было горько и пусто. Во всем теле
чувствовал страшную усталость, внезапно захотелось, чтобы все быстрее
кончилось. Пусть убьют, срубят голову, посадят на кол, но оборвется эта тоска,
сжигающая душу.
Гульча звонко крикнула:
— Если ты так храбр, почему не вышел на бой вслед за
братом?
Тур медленно повернул голову, смерил взглядом с головы до
ног, словно удивлялся говорящей козявке.
— Вождь решил иначе... Но теперь я здесь, а это меняет
дело.
