Олег собрался зажечь лучину, светильника на чердаке не
оказалось, как вдруг услышал далекий скрип внизу. Он оставил огниво, быстро
бросил шкуры поверх меча, сел на лавку.
Ляда поднялась, снизу донеслись мужские голоса, пахнуло
кухней. На чердак по-хозяйски неторопливо вылез крупный человек с лохматой
бородой, в поношенной одежде. На широком поясе висел короткий нож.
— Не возражаешь, если войдем? — спросил он зычно.
— Возражаю, — ответил Олег, руки он держал на
коленях.
Человек смерил Олега насмешливо-презрительным взглядом,
крикнул вниз, придерживая ляду:
— Хлопцы, он возражает!
Из проема поднялись еще двое. Первый напоминал медведя —
коротконогий, толстый, двигался медленно, переваливаясь на каждом шагу. Второй
был, как хорек: с дергающимся носом, быстрый в движениях, беспокойно
озирающийся. Губы у него были, как у мертвеца, лицо бледное, с желтизной. Он
пинком захлопнул ляду, встал сверху, держа ладони на поясе, где висели длинный
нож и акинак.
Лохматобородый оглядел Олега, спросил внезапно, словно
выпустил стрелу:
— Ты чего приехал?
— Киев — вольный город, — ответил Олег
негромко. — Я пошлину уплатил.
Лохматобородый сказал предостерегающе:
— Хлопец, не будь слишком умным.
— Я в городе пробуду пару дней. Пока отдохнут кони.
Мужик почесал лоб, снова оглядел Олега с головы до ног.
Волосы его прилипли ко лбу, блестели капли пота.
— А потом?
— Вы кого-то ищете? Это мое дело, куда и к кому ехать.
Бледный, похожий на хорька, сказал быстрым сухим голосом:
— Хлопцы, он напрашивается на добрую трепку.
Лохматый поворотился к Олегу, пробасил:
— Слыхал? Напрашивается?
Олег смолчал, его внимательные зеленые глаза скрестились со
странно-желтыми бледного. Тот устал ломать его взглядом, прошипел зло:
— Ты слышал? Или прочистить ухи?
Медведистый, дотоле молчавший, прогудел густым голосом, в
котором слышалось жужжание пчелиного роя на солнцепеке:
— Не горячись, Данусь! Не горячись...
— Пусть надувается, — сказал ему Олег
мирно. — Кого такое испугает?
Бледный тут же выхватил нож, медведь будто ждал — мгновенно
обхватил огромными лапищами:
— Не спеши, не спеши... Эй, хлопец! У нас не больно
жалуют гонористых. Завтра утром чтоб и духу твоего здесь не было. Понял?
Не дожидаясь ответа, он нагнулся, поднял ляду. Первым полез
коротконогий, медведистый кивнул бледному. Тот покачал головой:
— Лезь ты. Мне надо сказать ему пару слов.
Медведистый хмыкнул, сказал предостерегающе:
— Не горячись... Кто горячится, долго не живет. Мы свою
часть работы сделали, чего тебе еще?
— Иди ты... — ответил бледный злобно. — Я
приду скоро. Ждите в корчме.
Когда ляда за медведистым захлопнулась, бледный, не сводя с
Олега желтых, как у рыси, глаз, нагнулся, замедленным движением вытащил из-за
голенища длинный узкий нож. В комнате быстро темнело, на лезвии заплясал
отблеск луны. Бледный оскалил мелкие гнилые зубы:
— Этим ножом я бью птицу на лету. С двадцати шагов. А
ты птаха крупная, не промахнусь.
— Для швыряльного ножа длинновато лезвие, —
заметил Олег. Он не двигался, руки держал по-прежнему на коленях.
Бледный, скаля зубы, пошлепал лезвием плашмя по ладони,
прошипел:
— Ты знаешь лучше?
— Знаю.
Бледный увидел лишь смазанное движение руки пещерника, тут
же в плечо садануло острой болью. Пальцы разжались, нож глухо стукнулся о пол.
Бледный лапнул ушибленное место — пальцы наткнулись на деревянную рукоять,
торчащую из плеча. Кровь побежала медленно, но едва он шевельнулся, тронул
рукоять ножа, брызнула горячей струйкой.
Олег поднял чужой нож, приставил острием к глазу бледного:
— Отвечай быстро. Какую свою часть сделали? Кто вас послал?
Бледный смотрел с ненавистью, узкие глаза щурились. Олег
ударил под колено, бледный грохнулся на деревянные доски, застонал. Кровь
побежала сильнее. Его пальцы все еще были на рукояти чужого ножа. Он сцепил
зубы, с силой дернул.
Олег молниеносно перехватил за кисть, безжалостно вывернул,
услышал хруст, словно переломилась сочная морковь. Бледный застонал, лицо
перекосилось в судороге.
— Говори, — потребовал Олег. Глядя в глаза, он
ухватил его снизу, с силой сдавил. Тот вскрикнул от невыносимой боли, на лбу
вздулись жилы, выступил крупный пот.
— Не знаю, — прохрипел он сквозь стоны. —
Купец нанял... Сказал, пугнуть надо...
— Что за купец?
— Не ведаю...
— Как выглядел? Во что одет?
— Ночь... Он был в плаще... с капюшоном. Дал гривну...
даст еще две, если выгоним из Города немедля.... или утром...
Олег сдавил сильнее. Раненый задергался, пытаясь остановить
здоровой рукой. Глаза застлало болью и ненавистью.
— Где должны увидеться?
— Сказал, отыщет...
Снизу крики разгульного веселья стали громче. Олег прислушался,
повернул голову, и в этот момент бледный подхватил нож с пола, ткнул острием...
но пещерник уже неуловимо сдвинулся, его рука как топором ударила ребром ладони
по горлу. Бледный в последний миг жизни успел понять, что чужак не мог убить с
холодной кровью, дал дураку напасть, чтобы оправдаться перед собой и богами!
Олег подхватил неподвижное тело, бросился к окну. Холодный
воздух пахнул навстречу, лунные блики слабо отражались на мокрой крыше.
Выбравшись из чердачного окна, Олег быстро перебежал на другую сторону крыши,
разогнался, чувствуя, как все обвисает труп, с силой оттолкнулся от края.
В последний миг сапог скользнул по мокрой дощечке, сердце
закололо — чердак был над четвертым поверхом. Внизу холодно блестел двор,
вымощенный булыжником.
Не долетел, ударился о край грудью, едва не выронил труп, но
зацепился свободной рукой и локтем другой руки, чуть ли не зубами — жилы
трещали, но потянулся, хрипя и задыхаясь, тяжело перевалился животом на крышу и
втащил тело.
Дверца на чердак этого дома была завязана истлевшей
веревочкой. Олег поспешно развязал, затолкал труп — там пылились тряпки, старая
рухлядь, сломанные лавки, столы, битая посуда. Он навалил поверх тряпье, закрыл
дверцу и тем же узелком завязал веревочку.
Назад прыгал осторожно, боясь, что уличные зеваки вдруг
поднимут головы к небу. Пробежал на цыпочках, проскользнул в открытое окно,
плотно закрыл за собой. Снизу уже слышалось скрипение лестницы, донесся громкий
голос, зовущий Дануся.
