— Ты не поедешь без ме...
Хлопок двери оборвал ее крик. Олег сбежал вниз, прыгая через
три ступени. На дворе быстро сгущались сумерки, вече затянулось на весь день,
хотя начали с утра. Олег пронесся, как бесшумная тень, к конюшне, быстро
оседлал коня, вывел из низких ворот. Конь взыграл, почуяв свежий ночной воздух.
Олег приторочил дорожную сумку, а второй мешок и тюк пристегнул поверх седла
заводного коня. Он отказался от мысли вскочить в седло и понестись галопом —
грохот привлечет внимание, почти бегом повел коней в поводу.
С крыльца, топоча каблучками, сбежала разъяренная Гульча.
— Ты куда без меня? Что я буду делать в этом холодном
городе?
Олег бросил через плечо:
— Я еду на Север, к гипербореям! Там птицы замерзают в
полете. Правда, зимой...
Он вывел коней за ворота, повел по улице. Старался идти по
земле — копыта меньше стучат, чем по деревянной мостовой. Когда миновал два
перекрестка и впереди замаячили уже городские ворота, сзади раздался звонкий
цокот копыт.
Гульча неслась за ним галопом на рыжем жеребце. Ее черные,
как смоль, волосы развевались по плечам подобно струям подземной реки мертвых.
За ней едва поспевал, жалко вздергивая к небу морду, запасной конь, привязанный
чересчур коротко. На заводном коне ни седла, ни потника, на первом — седло и
Гульча.
Олег выругался, запрыгнул в седло. Полгорода услышало
конский топот — всего-то делов настобурчить уши того умельца, который едва не
пришпилил его к стене у Гостомысла. И его дружков, если не один: волки ходят
стаями.
Створки городских ворот были уже закрыты и даже подперты
бревнами. Можно объехать с юга, там стену недавно разобрали на склады, но из
сторожки как раз вышел грузный дружинник — потный, раскрасневшийся,
распустивший пояс. Живот навис над ремнем, скрывая железную пряжку. Заорал с
ходу, люто выкатив глаза:
— Кто такие? Почему на ночь? Тати?.. Ворррюги?
— Не ори, дурак, — сказал Олег с досадой. Он
вытащил из-за пазухи свиток, облепленный печатями, весь в шелковых шнурках, на
которых тоже болтались тяжелые печати. — Видишь?.. Задержи еще малость,
завтра с утра пойдешь вывозить навоз. Все понял, дурень?
Толстяк заметно побледнел. Живот враз втянулся, а грудь
выгнулась. Он покосился на караульную пристройку — оттуда неслись разгульные
песни, — строго посмотрел на Олега, гаркнул зычно:
— Стража!
Из домишка вывалились, роняя и подхватывая топоры, трое
шатающихся мужиков. Все в подпитии, простоволосые, лишь один оставался в
кольчуге — так и попер впереди всех, свирепо раздувая ноздри, сверля Олега
взглядом василиска. Олег медленно потянул из ножен меч.
— Дурни! — крикнул старший гридень. — Ворота
отворяйте! По важному делу гонец.
Стражи заколебались, двое зачесались, повернули к воротам.
Третий, который в кольчуге, мерил Олега и Гульчу недружелюбным взглядом:
— Дык ворота ж заперты на ночь?
— Дурень ты, Мыкола, — сказал старший
дружинник. — Слыхал, сегодня вече завершилось?
— Слышал, — угрюмо ответил мужик. Он потрогал
окровавленную скулу. — Вчера и позавчера был на сходке. Сегодня — чтоб на
тебе Ящер воду возил! — мне дежурить.
— Гонец к Рюрику, — ответил старший густым трубным
голосом, у Олега сразу страшно зачесались руки размазать его по воротам. —
Кончатся распри, ежели ничего не случится...
— Когда еще у нашей козы хвост вырастет, —
отозвался мужик с окровавленной скулой. — Разве что когда солнце задницей
обернется... Или хотя бы луна.
Справа среди пристроек что-то мелькнуло. На миг Олег заметил
краем глаза остроконечный капюшон, надвинутый на глаза. Тень падала на лицо,
мелькнул тяжелый подбородок. Олег молниеносно выхватил швыряльный нож, Гульча
внезапно тронула коня, оказалась между Олегом и таинственным незнакомцем, и тот
отступил за каменный угол.
Старший дружинник посмотрел на Олега с открытым ртом, не
понимая внезапного замаха, и Олег, сцепив зубы, сунул нож в чехол на поясе. От
ворот донесся скрип, тяжелые створки медленно распахнулись. Олег пришпорил
коня, и под грохот копыт по отмостке они вылетели из города. Гульча неотрывно
держалась сзади. Олег постоянно слышал за спиной стук подков ее коня и двух
заводных.
Городские стены все уменьшались, дорога тянулась ровная, как
стрела, и широкая, укатанная тысячами и тысячами тяжелых подвод. Слева от
дороги темнела Черная гора — массивная, словно оплавленная небесным огнем.
Вершина блестела под яркой луной, ветры сдули пыль и грязь, дождь смыл — гора
была почти голой, трава зацепилась лишь в неглубоких щелях, куда нанесло земли
ветром. Сама гора не трескалась, не рассыпалась. Ходили слухи о несметных
сокровищах в недрах. Олег всегда посмеивался над такими легендами. В каждой
местности есть своя Черная гора — Лысая, Перунова, Гелонова, Дивова, — и
везде жители весей при свете догорающей лучины рассказывают о несметных
сокровищах. Сколько Олег себя помнил, всегда рассказывали эти бедные души,
оставляя себе надежду, что когда-то при удаче доберутся, попользуются. Иногда
помимо сокровищ в недрах хоронились мечи-кладенцы, кувшины с живой и мертвой
водой, сапоги-скороходы... В молодости Олег обижался, когда ему желали удачи.
Удача — удел дураков и бездельников. Удача — то, что падает к ногам случайно,
незаслуженно. Сильный да умелый рассчитывает на успех, а не на удачу. Пожелать
ему удачи — не в лоб обозвать дурачком, который успеха не добьется, а может
надеяться лишь на случай.
По дороге встретили только одну подводу — тащилась в сторону
города. Волы ступали сонно, мужик дремал, держа вожжи в огромном корявом
кулаке. Олег крикнул на ходу:
— Не спи, замерзнешь! Ворота закрыты.
Мужик приоткрыл один глаз, оглядел Олега и Гульчу, ответил
хриплым спросоня голосом:
— Плевал я на ваш город с высокого берега. Мне и в моей
веси жить терпимо.
Тут же захрапел, перекосив рожу. Волы тащились мерно, без
рывков, словно плыли в тяжелом перегретом воздухе. Олег оглянулся по сторонам,
далеко справа изломанной цепью стояло несколько бревенчатых домиков на крутом
берегу Волхова. В лунном свете поблескивали мокрые рыбацкие сети, развешенные
на кольях для просушки, к воде в обрывистом берегу кто-то умело прорубил
ступеньки, вымостил дощечками.
— Бесстрашный народ, — сказала Гульча, впервые
подав голос. — Они ж не защищены от нападений!
Олег пришпоривал взмыленного коня, спеша уйти от города.
Когда конь начал хрипеть, а пена падала желтыми клочьями, Олег свернул к
ближайшей роще, велел:
— Заночуем здесь.
— Давно пора, — ответила она сердито. —
Возможно, ты еще не заметил, что ночь давно наступила? Ты не сова, случаем?
— Случаем, нет. Днем, в отличие от совы, я вижу тоже.
Он пустил пастись расседланных коней, быстро собрал сухого
хворосту. Гульча на ощупь обдирала бересту с ближайшей толстой березы. Олег со
смешанным чувством жалости и сочувствия посматривал на ее бледное лицо и
беспомощно вытянутые вперед руки с растопыренными пальцами — она видела в
темноте так же замечательно, как крот в ясный солнечный день.
