Рюрик отпрыгнул от ближайшего лешего, попытался выдернуть
меч, но в растерянности не сумел — перед глазами блеснуло, в лицо брызнули чешуйки,
похожие на ореховую скорлупу; Рудый спасал князя, но тут же сам закричал,
перекосившись, упал под чешуйчатым зверьем.
Рюрик выхватил меч, поспешно ударил крест-накрест. Леший
пошатнулся, на нем в багровом свете костра особенно глубокими показались две
вырубленные борозды. Он двинулся прямо на князя, растопырив руки-ветки. Рюрик
присел, уклонившись от когтистой лапы, с силой рубанул мечом по ногам-корням.
Хрустнуло, леший качнулся, пытался схватить длинными руками, упал набок. За его
спиной поднялся взъерошенный Рудый, которого леший вмял было в грязь двумя
сильными ударами, ссек крючковатые руки.
Рюрик и Асмунд, закусив губы, отчаянно рубили, стоя спиной к
спине. Олег ухватил горящую ветку и, заслонив женщин с ребенком, отмахивался от
троих леших. Гульча изловчилась, из-под его руки цапнула другую ветку, сунула
концом в огонь.
На Рюрика кинулся огромный чешуйчатый зверь. Пламя костра
слепило князя, он отпрыгнул, прижался спиной к толстому дереву. Леший зашипел,
как большой змей, качнулся вперед. Рюрик быстро ткнул мечом в горящие глаза.
Леший отшатнулся, его руки-сучья с шелестом ухватились за лицо.
Асмунд и Рудый рубили, как дровосеки. Асмунд громко ахал,
вскрикивал, топор взлетал и падал, как колун, слышался сухой треск. Рудый
дрался так, словно старался перещеголять дятла, выдалбливающего короедов из
дерева, — прыгал из стороны в сторону, тыкал острием сабли в желто-зеленые
огоньки.
Лешие появлялись из тьмы внезапно. Рюрик оступился, на него
навалились тяжелые, как бревна, тела, толстые когти начали отдирать булатные
пластины. Огромная лапа ударила по голове, скрежетнул металл. Рюрик кое-как
вырвался из чудовищных лап, его великолепный шлем уже смялся, как лист лопуха,
сверкающий меч князя со всего размаха обрушился на голову лешего. Сухо
хрустнуло, меч засел на глубине в две ладони. Чудовищные глаза медленно
погасли. Рюрик пытался выдернуть оружие, но меч застрял, как в сучковатом
чурбане.
— Огнем их! — послышался отчаянный вопль
Гульчи. — Огнем!..
Она размахивала горящей веткой перед огромным лешим, тот
пятился, пытался отвернуться. Искры сыпались на сухие чешуйки, между ними
появились крохотные дымки. Наконец леший упал на спину, кусты затрещали, и он
укатился в темноту.
Рудый выхватил, обжигаясь, пылающую ветку, шарахнул
ближайшего лешего. Ветка с треском переломилась, рассыпая искры, но леший в
страхе отпрянул, отодвинулся за границу света. Рудый цапнул сразу два горящих
сука, пошел теснить, вычерчивая в дымном воздухе зигзаги. Асмунд и Рюрик тоже
зажгли ветки, поперли на леших. Умила прижимала Игоря, пугливо опускала голову.
По обе стороны княгини стояли Олег и Гульча, закрывая ее своими телами.
В темноте затрещало, что-то хлюпнуло, и последние лешие
исчезли. В наступившей тишине был слышен только тихий плач Умилы да тяжелое
дыхание мужчин. Рюрик обнял жену, сказал виновато:
— Ненадежный я муж... Всякий раз в беде возле тебя
оказывается Олег или этот... эта послушница, но не я, кто клялся защищать тебя
везде и во всем!
Умила возразила сквозь слезы:
— Ты встречаешь беду первым, как подобает мужчине и
князю! А я за спиной задних.
— Как положено женщине с ребенком, — добавил
Асмунд строго. — А княгине с наследником — в особенности!
У костра Рудый вытер пучком травы саблю, хотя крови не было,
поинтересовался:
— Что за лесной народ, святой пещерник? Я таких не
встречал, хотя путешествовал много.
— Он это зовет путешествием, — буркнул Асмунд с
едкой иронией.
— Да, путешествовал, — ответил Рудый с
достоинством. — Набирался знаний! Это было главным в моих передвижениях.
Олег сидел возле огня, неотрывно смотрел на пляшущее пламя.
Лицо его было обеспокоенным:
— Древний народ... Говорят, они старше богов.
Глава 21
Я думал, они людей не трогают, — заметил Рюрик мрачно.
— Не трогают. Что-то толкнуло их напасть. Или кто-то.
Асмунд горестно цокал языком, рассматривая лезвие топора,
поворачивая его так и эдак:
— Сучок на сучке... Бревно их родило?
— Мировое дерево, — уточнил Олег. — То самое,
где сидит Род в личине белого сокола. Куда Один загнал свой меч по самую
рукоять, и то самое, по которому Таргитай со своими друзьями поднимался в вирий
и опускался в подземный мир... Из желудей, что поспевают раз в сто лет,
вылупляются эти чешуйчатые... Живут долго, тысячи лет, но вся их жизнь — как
один день. Сегодня не помнят, что было вчера...
Голос упал до шепота. Глаза неподвижно смотрели в огонь, и
все замолчали почтительно. Лишь тело пещерника находится у костра, а глазастая
душа — в поднебесье!
Рюрик ходил кругами вокруг костра, держась у самой кромки
света. Меч он цепко сжимал в руке, покачивая острым концом, косился в темноту.
Под сапогами с железными подковками сухо лопались сучки — собранный Асмундом
хворост. Умила всякий раз вздрагивала всем телом и судорожно прижимала к себе
свое сокровище — Игоря. Гульча задержалась возле Олега, изогнулась гибким
телом, словно увядший цветок, опасливо заглядывая в его неподвижное, как горный
хребет, лицо.
— Я не слышал, — заметил Рюрик осторожно, —
чтобы лешие нападали. Покуролесить, сбить со следа, увести с дороги — другое
дело...
— Может быть, — спросил Рудый с сомнением, —
у них тут гнездо?
Асмунд посмотрел укоризненно, показал руками нечто
ветвистое, с глубокими корнями. Рудый побагровел от негодования, изобразил
знаками, чтобы не прерывали благочестивых размышлений пещерника, что у Асмунда
самого рога почище оленьих, а корень и вовсе — тьфу, сам же толстяк-воевода
темный, как три подвала, и дурной, как пять мешков лесного дыма, хотя и
здоровый, как сарай у бабки...
Что-то показывал еще, но Гульча плохо понимала, зато Умила
почему-то вспыхнула, будто маков цвет, отвернулась с такой поспешностью, что
едва не перекрутилась в поясе, закрылась ребенком от брызжущего красноречием
Рудого.
Олег сказал медленно:
— Лешие не потревожат... По крайней мере в эту ночь.
— Тогда надо спать, — решил Рюрик тяжело. —
Меня ноги не держат...
Он укрыл Умилу, буквально упал на срубленные ветки, ноги
прикрыл щитом, а под голову сунул нагрудный панцирь. Меч он положил рядом,
нежно погладив лезвие, поцеловал крестообразную рукоять и немедленно заснул.
Во сне был грохот, рев. Проснулся Рюрик, дрожа от страха. Еще
не стряхнув ночные видения, он вскочил, прикрывшись щитом и держа меч на уровне
пояса, как подобает умелому воину. Правую ногу чуть выдвинул для упора, лишь
тогда огляделся.
