Из темноты к костру пятился Рудый, багровые языки огня
освещали только его спину. Рудый указывал во тьму трясущимися дланями. Асмунд
поднялся из вороха веток, как разъяренный медведь, схватил топор, страшно
взревел:
— Лешие?
— Хуже, — пролепетал Рудый, — жаба...
Рюрик ошалело потряхивал головой, в ушах медленно затихал
шум битвы, дико ржали кони, звенело железо. Асмунд сплюнул, налился дурной
кровью:
— Опять жабы? Так чего же...
— Большая жаба, — пролепетал Рудый. — Прямо
жабища, ропуха...
Он поспешно обогнул костер, отгородившись им от темного
страшного леса, в ужасе вперил взор поверх пляшущих языков огня в темную чащу.
Пещерник приподнялся на локте, швырнул в пламя горсть сучков. Рудый опомнился,
начал судорожно перебрасывать в огонь всю груду запасенных сучьев.
— Сдурел? — спросил Асмунд зло. — Не хватит
на ночь...
Тяжелый низкий рев заглушил его слова.
Ветки внезапно вспыхнули ярким пламенем, тьму отшвырнуло на
край поляны. Земля дрогнула, словно упал поваленный ветром столетний дуб. Из
темноты выдвинулась огромная драконья морда: в распахнутой пасти пылал красный
зев, вытаращенные глаза были крупнее кулаков Асмунда. Зверь выглядел как холм:
приземистый, с короткими толстыми лапами, серо-зеленая шкура пузырилась
бородавками размером с человечьи головы.
Пламя шарахнулось от мощного рева, угли разметало по всей
поляне. Рюрик загородил Умилу и сына, выставил перед собой верный Ляк. Глаза
князя выпучились, как у чудовищного зверя, что надвигался на них, лицо Рюрика
было бледнее лунного света.
Зверь присел, вжимаясь в землю. Олег ожидал, что чудовище
прыгнет и пропадет далеко в лесу, ломая и круша деревья, но из пасти чудовища
выметнулся длинный липкий ремень, молниеносно обвил его ноги, дернул в пасть.
Олег в последний момент выставил руки, уперся в челюсти. За
ноги тянуло с такой неудержимой силой, что он вскрикнул от внезапной боли: кости
трещали, мышцы ныли от натуги. Вдруг перед глазами блеснуло красным светом
железо. Липкий ремень ослабел, раздался страшный рев, Олег быстро освободился,
упал на траву. Рядом визжал и дико прыгал, размахивая саблей, Рудый.
Подхватив дротик, Олег сунул его в пасть зверю, стоймя.
Чудовищные челюсти разом сомкнулись, ночной гость страшно взревел, взвился в
воздух, и Олег впервые увидел, как велик зверь: голова и передние лапы
поднялись к вершинам деревьев, а задние лапы еще не оторвались от земли!
В темноте затрещали деревья, донесся глухой удар. Земля
качнулась. Русичи потрясенно смотрели вслед исчезнувшему чудищу, у каждого
блестел в руке либо меч, либо топор, но что сделаешь таким оружием? Асмунд
вытер лоб, проговорил дрожащим голосом:
— Вот и сподобились увидеть настоящего смока...
Рудый оглянулся в великом удивлении:
— Сплюнь! Какой смок? Обыкновенная жаба.
— Жаба? — протянул Асмунд.
Он повернулся к пещернику. Олег ответил неохотно:
— Конечно же, Рудый ошибается... Какая же обыкновенная?
Очень крупная жаба.
Он поднял все еще дергающийся в траве липкий ремень толщиной
в руку и длинный, как пояс Асмунда. Конец языка раздваивался, но не как у змеи
— там была петля и подобие сумки.
Рудый вытер саблю, со стуком бросил в ножны:
— Конечно, жаба, разве не видно? Смока я бы с одного
удара!.. Щелчком. Горынычей, помню, в молодости десятками... Драконов одной
левой еще в колыбели. А вот жаб боюсь, от них бородавки. Да и ты, Асмунд, вовсе
не пел от счастья, когда она вылезла к костру. Понятно, бородавки...
Рюрик раскинул руки, загораживая дорогу Умиле и Гульче.
Посреди поляны темнела лужа черной крови, поднимался желтоватый пар. Костер
шипел, забрызганный кровью, в траве дымились разбросанные угольки. Рюрик
спросил с тревогой:
— Кровь дракона ядовита, святой отец
— Это обыкновенная жаба, — поправил Рудый
терпеливо. — Жаба-переросток.
— Какая разница? — чисто по-княжески отмахнулся
Рюрик. — Если так, то по мне любой дракон — это жаба, что забыла
остановиться в росте!
Асмунд подергал Олега за рукав:
— Святой отец, не лучше ли убраться подальше в чащу?
Олег удивился:
— Надеешься, что в чаще безопаснее? Впрочем,
рассветает. Седлайте коней!
Еще день пробирались через лес, а к обеду следующего ощутили
близость большой реки. Даже кони оживились, затрусили шибче. Вскоре обогнули
холм, дальше потянулась широкая ровная долина, а посредине блестела широкая
дорога реки.
— Висла, — проговорил Рудый мечтательно. —
Как в прошлом году, мечтаю омыть грязь странствий в твоих водах!
Рюрик покосился подозрительно:
— Ты был на Висле в прошлом году?.. Когда успел без
моего ведома?
— Нет, это я мечтал в прошлом году! — поспешно
сказал Рудый и опустил голову, пряча взгляд.
Они начали спускаться с холма по узкой дорожке, потом в
нетерпении оставили ее, бросились к реке через редкие кусты, заросли
чертополоха, валежины. Даже Умила пустила коня во всю мочь, лишь наклонилась,
закрывая собой Игоря от веток.
Рудый первым вогнал коня в реку, подняв сноп брызг. Асмунд
подзадержался, деликатно помогая княгине с ребенком слезть на землю, а когда и
он наконец добрался до кромки воды, Рудый крикнул предостерегающе:
— Эй, кто-то должен остаться на берегу! Мало ли что...
Асмунд выругался, забыл про женщин: он один торчал на
берегу, остальные уже плескались по колено в воде, а пещерник и Рудый вообще
усердно ныряли наперегонки, то ли смывали грязь и пот, то ли драли раков.
— Благословенная вода, — заявил Рудый. — Если
хочешь найти людей, ищи ручей — приведет к реке, а на реке стоят веси, села и
городища. Так и мы придем к городам, где нарядный люд, в каждом доме корчма...
Олег, с наслаждением сдирая крепкими ногтями грязь,
ухмыльнулся:
— Здорово.
— Соорудим большой плот, — продолжал Рудый с
подъемом, — побольше прошлого, на котором я размочил то место, которое
называется уже иначе, чем спина. Асмунд нарубит бревен — у него топор, я
объясню, как выстругать бревна, женщины сплетут шалаш...
— А что ты придумал для меня? — спросил Олег.
Рудый оглядел его критически, стараясь не замечать могучего
сложения пещерника:
— Надо будет рыбу ловить, а кому лучше справиться, как
не святому отцу, который язык каждой твари знает? Правда, рыбы не болтливы...
Асмунд и князь будут на веслах, так что при деле, все заняты!
Олег нырнул, смывая грязь, медленно выплыл, с сожалением
покачал головой:
