Днище корабля заскрипело, корабль дернулся и встал
недвижимо. Викинги посыпались в воду, как горох, прикрываясь щитами — навстречу
густо летели стрелы. Воды было чуть выше колена, и они понеслись навстречу
таким же обезумевшим от ярости, ревущим, воющим, лающим, истекающим пеной от
бешенства.
Олег ухватил Рюрика и Асмунда за локти:
— Сидеть! Это не наша схватка.
Викинги сшиблись по колено в воде. С обеих сторон летели
стрелы, камни. Викинги Локхида сумели чуть потеснить людей Сигурда, трое упали
под градом камней, вода окрасилась кровью. На чужом корабле вооружение у
викингов оказалось получше, сами выглядели злее, свирепее, к тому же их на
одном драккаре было столько же, как на двух Сигурда. Второй драккар Локхида шел
с товарами, людей там, если не считать рулевого, не было видно.
Затем бой пошел на равных. Река покраснела между кораблями.
Сражались по колено в воде, падали, захлебывались своей и чужой кровью, топили
врага, вцепившись в горло, тонули сами. Корабли стояли совершенно пустые, все
воины яростно рубились, стараясь склонить чашу весов в свою сторону.
Внезапно ярл с чужого драккара что-то крикнул своим. Пятерка
воинов могучего сложения вышла из сечи, и бегом, взбивая волны, все разом
бросились к драккару Сигурда. Асмунд довольно хмыкнул, вытащил из чехла на
перевязи огромный топор. Голос воеводы был смиренным до издевки:
— Святой пещерник, а защищаться можно?
Рюрик обнажил меч, а Рудый без всякой охоты — не видел
выгоды — вытащил из ножен саблю. Гульча с длинным ножом присела возле Умилы, ее
глаза дико блестели.
Сигурд увидел предательский маневр врага, предостерегающе
закричал своим. Трое викингов тоже вышли из сечи и стали отступать к своим
кораблям. Остальные бойцы заколебались, не видя хитрого маневра врага. Люди
Локхида с торжествующим ревом начали теснить противника.
Асмунд с хрустом обрушил топор на шлем викинга, который
карабкался с его стороны. Ударил обухом, но железный шлем смялся, как яичная
скорлупа. Рюрик и Рудый сбросили еще двоих. С кормы забралось двое мокрых и
озверелых, с ревом понеслись по драккару. Асмунд взревел еще страшнее, ринулся
навстречу. Грянуло, словно столкнулись две наковальни. Один от удара вылетел за
борт, второго воевода сразу перехватил за широкое запястье с зажатым мечом.
Викинг схватил Асмунда за руку с топором. Несколько мгновений качались,
прожигая друг друга взглядами, затем Асмунд налился кровью, глаза выпучились.
Олег решил, что русич сдается, однако викинг вдруг вскрикнул, колени
подломились. Асмунд со страшной силой дернул его вниз, викинг грохнулся на
дощатую палубу, его пальцы сомкнулись вокруг сломанной кисти. Асмунд
безжалостно ударил врага сапогом по голове, перешагнул, с победным ревом
вскинув над головой топор.
Последний викинг, пятый, попал под меч Рюрика. Рудый
держался в сторонке, наблюдал с кривой усмешкой, драться не хотелось, он же
вовремя заметил и крикнул предостерегающе:
— Ребята, слева!
Сразу с десяток голов поднялись над левым бортом. Рюрик и
Асмунд с готовностью бросились крушить и повергать — застоялись, не дрались
неделю, а с кормы уже начали запрыгивать мокрые скрежещущие зубами берсерки
Локхида. Рудый вздохнул, сказал уныло:
— Ну вот, только-только надумал идти в пещерники!
Он вытащил саблю, Олег так же вынужденно взял меч. Вдруг с правого
борта захлопал под ветром желто-голубой парус, приблизился высокий борт коча. В
ушах зазвенело от рева трех десятков могучих глоток. Ушкуйники были в доспехах,
кольчугах, на головах блестели харалужные шлемы.
Драккар вздрогнул от удара. Борт затрещал, на палубу начали
прыгать новгородцы. Первый же сошелся грудь в грудь с обнаженными до пояса
двумя берсерками, и оба сразу окрасились кровью. Один скоро упал, кровь
хлестала из разрубленной шеи, а другой, весь залитый кровью, яростно рубил
мечом. Искры летели от булатных доспехов ушкуйника. Тот морщился от жестоких
ударов, но хладнокровно наносил удары сам, и берсерк, затупив меч о закаленный
харалуг, сраженный упал во весь рост, как срубленное дерево.
Ушкуйники, закрывшись щитами, умело и хладнокровно отражали
напор воинов-зверей. Булатные мечи сверкали. Олег видел, как сшиблись над
головами два меча: берсерка и ушкуйника. Булатный меч перерубил меч викинга,
как деревянную жердь, и вонзился в плечо берсерка. Воин обезумел не от ран —
берсерк падает лишь от усталости, — оскорбительна потеря оружия. Он
прыгнул, вцепился окровавленными пальцами в кудрявую бороду новгородца, и оба
грохнулись на дощатую палубу.
Олег отступил к мачте, Рудый с готовностью прижался спиной с
другой стороны. Кровавый бой кипел по всему кораблю, но схватка стала похожей
на бойню. Ушкуйники, судя по всему, уже не раз имели дело с берсерками.
Выстояли, не дрогнули при бешеном натиске, остановили первый удар. Их стальные
доспехи даже не прогнулись, а острые мечи, встретив не защищенные доспехами
тела, рубили, как на бойне.
Старые волхвы рассказывали, вспоминал Олег, что в древности
тавроскифский князь Ахилл водил за море корабли в помощь эллинам. Те воевали
Трою, что, как бельмо на глазу, сидела на богатом хлебном пути и грабила все
проходящие корабли. Ни троянцы, ни эллины тогда не знали ни булата, ни железа —
все были в медных латах, даже лучшие из героев, как медноблещущий доспехами
Гектор и его греческие противники. Тавроскифы явились в булатных доспехах, ибо
железной руды немало в их болотах, а выковывать булат из сырого железа анты
научились давно. Эллины и троянцы не могли пробить своими деревянными копьями с
медными наконечниками стальные панцири антов, которых греки называли
мирмидонянами, переведя слово ант на свой язык, ибо и то и другое означает
муравьев. И греки, и троянцы охотно— рассказывали басни о зачарованном оружии
мирмидонян-антов. Воевода Аристей пытался научить местных кузнецов, но легче и
приятнее было повторять сказки о подземных водах Стикса, чем учиться тяжкому ремеслу...
Когда погиб Патрокл, Ахилл учредил погребальные игры и как высшую награду
положил поверх всех наград слиток железа. Простого железа-сырца. Для греков и
оно великая диковинка!
Ушкуйники деловито, плечом к плечу, очистили драккар, без
жалости прикончили тяжелораненых. Один оглянулся на Рудого, посоветовал мрачно:
— Надень шлем. Хохол твой на макушке... могут принять
за чужака.
— Мы свои, — поспешно заверил Рудый. — Далеко
до Новгорода?
— За недельку доберетесь, если кони добрые. А ежели
поплывете с нами, то через пять дней там будете.
— Спасибо за добрый совет. Вы купцы?
— Знамо дело!
— Может быть, выпьем за дружбу, в кости сыграем? —
предложил Рудый.
Ушкуйник оглядел его с головы до ног, в короткой усмешке
блеснули его ровные зубы:
— Тебя Рудым кличут?.. Тебе бы бороду отпустить. Знают
слишком. А кто не знает, тот слыхивал.
Он спрыгнул с корабля за соратниками, они же — сотоварищи,
ибо на их коче товару было навалено выше головы. Олег проводил его хмурым
взглядом: не нравилось превращение отважных ратников в товарищей. Если и
суждено Новгороду сгинуть, то только от такого превращения.
