Вы счастие в супружестве нашли,
Вы любите и обожаемы супругом,
Пять лет счастливо протекли,
Он заменил вам все, и другом
Вы называете его.
И так Вы посудите сами,
В сравнении счастья своего
Анета наравне ли с вами?
Другие, писанные вчера в минуту горести.
. . . . . . . . . . .
В утеху оставалось горе,
И часто, сидя у скалы,
Глядела пристально на море
И погружалася в мечты.
Любовь давно я позабыла,
И Дружба милая одна
Меня за слезы наградила
И заменила многое она.
Но тайны сердца забывать
Не пособила,
И горе весело переживать
Не научила.
С летами, знаю, все пройдет.
Пройдет и время наслажденья,
Остаток жизни протечет
В спокойствии и в покоенье,
Но молодость свое возьмет:
Любовь и горести земные.
А старость гробу принесет
Надежду, упования иные.
И камень хладной гробовой
Покроет прах несчастной,
И за могилой… неземной
Откроет век прекрасной.
<Вторник> 17 Июля <1828>
Я лениво пишу в Журнале, а, право, так много имею вещей сказать, что и стыдно пренебрегать ими: они касаются может быть до счастья жизни моей. Несчастный случай заставил нас поехать в город, а именно смерть Алек<сандра> Ива<новича> Ермолаева
[21], он умер, прохворавши несколько времени. Отец в нем много потерял. Но что же делать, воля Божия видна во всем, надобно покориться ей без ропота, ежели можно.
В тот день, как возвращались мы из города, разговорилась я после обеда с Ив<аном> Анд<реевичем> Крыловым
[22] об наших делах. Он вообразил себе, что Двор скружил мне голову и что я пренебрегала бы хорошими партиями, думая выйти за какого-нибудь генерала: в доказательство, что не простираю так далеко своих видов, назвала я ему двух людей, за которых бы вышла, хотя и не влюблена в них. Меендорфа
[23] и Киселева. При имени последнего он изумился. «Да, – повторила я, – и думаю, что они не такие большие партии, и уверена, что вы не пожелаете, чтоб я вышла за Краевского или за Пушкина». – «Боже избави, – сказал он, – но я желал бы, чтоб вы вышли за Киселева, и, ежели хотите знать, то он сам того желал, но он и сестра говорили, что нечего ему соваться, когда Пушкин того ж желает». Я всегда думала, что Вар<вара> Д<митриевна> того же хотела, но не думала, чтоб они скрыли от меня эту тайну.
Жаль, очень жаль, что не знала я этого, а то бы поведение мое было иначе. Но хотя я и думала иногда, что Киселев любит меня, но не была довольно горда, чтоб то полагать наверное. Но, может быть, все к лучшему, Бог решит судьбу мою. Но я сама вижу, что мне пора замуж, я много стою родителям, да и немного надоела им: пора, пора мне со двора. Хотя и то будет ужасно. Оставя дом, где была счастлива столько времени, я вхожу в ужасное достоинство Жены! Кто может узнать судьбу свою, кто сказать, выходя замуж даже по страсти: я уверена, что буду счастлива. Обязанность жены так велика, она требует столько abnégation de lui-même (самоотречения), столько нежности, столько снисходительности и столько слез и горя. Как часто придется мне вздыхать об том, кто пред престолом Всевышнего получил мою клятву повиновения и любви… Как часто, увлекаем пылкими страстями молодости, будет он забывать свои обязанности! Как часто будет любить других, а не меня… Но я преступлю ль законы долга, буду ли пренебрегать мужем? НЕТ, никогда. Смерть есть благо, которое спасает от горя: жизнь не век, и хоть она будет несносна, я знаю, что после нее есть другой мир, мир блаженства. Для него и для долга моего перенесу все несчастья жизни, даже презрение мужа. Боже великой, спаси меня!
Я хотела, выходя замуж, жечь Журнал, но ежели то случится, то не сделаю того. Пусть все мысли мои в нем сохранятся; и ежели будут у меня дети, особливо дочери, отдам им его, пусть видят они, что страсти не ведут к счастью, а что путь истинного благополучия есть путь благоразумия. Но пусть и они пройдут пучину страстей, они узнают суетности мира, научатся полагаться на одного Бога, одного Его любить пылкой страстью. Возможно, Он один заменяет всю любовь земную, Он один дарит надежду и счастье не от мира сего, но от блаженства Небесного.
(<Вторник> 17 июля <1828>)
Собрание происшествий и событий
О память сердца, ты сильней
Рассудка памяти печальной.
Чувство и невзгоды душевные превратили мой дневник из бытописания, чем он был сначала, в печальные и унылые раздумья о жизни и приносимых ею страданиях: я хочу хоть на миг отрешиться от печали, с которой мне так трудно справиться, особенно, когда я одна. Я попытаюсь подробно рассказать о происшествиях и событиях, которые столь сильно повлияли на меня в последние месяцы. Батюшков прав, говоря, что память сердца сильнее памяти рассудка: я едва ли смогу рассказать, что произошло со мной накануне, однако могу передать слово в слово разговоры, происходившие много месяцев назад. Пушкин и Киселев – вот два героя моего романа. Серж Голицын Фирс
[25], Глинка, Грибоедов и особенно Вяземский – персонажи более или менее интересные. Что же до женщин, то их всего три: героиня – это я, на втором плане – моя тетушка Варвара Дмитриевна Полторацкая и мадам Василевская
[26]. Надо сказать, что в романе много характеров, и есть даже ужасающие… Но начнем. Как назвать этот роман? Думаю… вот, нашла!
