Голос моей матери зазвучал во мне, словно эхо, отдающееся в пещере: «Позаботься о нем, ты нужен ему. Позаботься о нем, ты нужен ему. Позаботься о нем, ты нужен ему…»
Билли остановился. На его скуластом лице играла улыбка – но радости в ней не было. Там жила печаль. Или умерла.
– Я знаю, брат. Знаю. Но также я знаю, что ты собирался сделать. Я не мог тебе этого позволить. Это их не касается. Это касается только нас.
– Мы можем помочь людям.
– Нам нужно помогать самим себе.
– Билли, черт возьми! – вот тогда-то я и растерял все свое хладнокровие. Кровь прилила к моим щекам. На губах выступила пена. Я кричал на него. Обзывал его по-всякому. Я не хотел, честно. Он просто слабый и взбалмошный, никогда не мог взять себя в руки – а я кромсал его на части, словно строгал ветки охотничьим ножом. Каждое слово причиняло ему боль, я видел это, он вздрагивал всякий раз, словно от ударов. Наконец, я понял, что с него достаточно, поскольку следующая вещь, которую я помню – как он вытаскивает из-под стола ящик для инструментов, достает оттуда катушку скотча и обматывает его несколько раз вокруг моей головы, чтобы я замолчал. Это разозлило меня еще больше, но, в конце концов, я обрадовался тому, что пришлось замолкнуть. Однако теперь я остался наедине со своими мыслями.
И в своих мыслях я думаю о них.
Первого я увидел на дороге. Из леса возле Восьмидесятого шоссе выскочила девушка в развевающемся на ветру платье и кинулась прямо под колеса моего грузовика, неистово размахивая руками. Я ударил по тормозам. Тормоза завизжали, когда грузовик, качнувшись, остановился – я в это время молился всем возможным богам, которые заправляют дорогами, чтобы его не занесло. И он удержался. Она отшатнулась и тут же отключилась, шокированная видом моего надвигающегося на нее «Питербилта»
[61].
А затем из леса что-то появилось.
Я сказал «что-то», потому что это нельзя было назвать никак иначе. Оно было человекоподобным. Но, черт возьми, это был не человек. Оно медленно приблизилось. Одна нога у него хромала, болтаясь словно кусок мяса, который приходилось тащить вместо того, чтобы использовать по назначению. Из бедра торчал острый обломок кости – словно ручка от метлы, которую сломали о колено.
Когда оно ступило в пятно света от моих фар, я увидел, что большей части лица у него нет.
Лоб представлял собой беспорядочную гниющую массу. От скальпа остались одни лохмотья. Челюсть была на месте, но выглядела так, как будто ее приладили сбоку на пару дюймов дальше, чем нужно. Зубы непрерывно перемалывали воздух, не в силах сдерживаться от нетерпеливого, зловещего голода. Оно все было серого цвета, как несвежее мясо.
Хотел бы я сказать, что вышел из грузовика, как герой, и спас мир.
Но я никуда не вышел.
Все, что я мог, это использовать свой гудок. А у «Питербилта», знаете ли, он хорош – звучит словно гудок корабля, пробирающегося сквозь густой туман. Он привел девушку в сознание, заставив ее вскочить и рвануть дальше в том же направлении, куда она направлялась.
То нечто снаружи, мертвое нечто… гудок привлек его внимание. Оно повернулось ко мне. Его челюсти открылись слишком широко, как у змеи, задумавшей целиком проглотить жирного зайца. Язык прищелкивал и извивался.
Я дал по газам. Грузовики вроде моего не дергаются рывком, когда их заводят, – они пробуждаются довольно медленно. Он зашипел и тяжело поехал вперед, нанеся сильный, уверенный удар, и нечто впереди, казалось, не успело об этом догадаться. Две руки протянулись к грузовику, когда их поглотил свет фар. Как будто эта гребаная штуковина подумала, что может схватить меня или еще что-то сделать, словно она могла дотянуться и вытащить меня сквозь лобовое стекло наружу. Но она не смогла. Грузовик ее переехал. Ее голова гулко ударилась о мой бампер. Я чувствовал, как шины моего грузовика и прицепа проехались по ее телу: бум, хлоп, хрясь. Одна за другой.
Посмотрев в зеркало заднего вида, в адском сиянии задних фар я увидел, что она все еще двигается, хоть и было похоже на сплющенную белку. Вздернув вверх руки, она хваталась за пустоту, будто пытаясь подняться, уцепиться за лучи лунного света.
В этой штуковине не было ничего человеческого.
То же самое можно было сказать о крике ужаса, который я не смог тогда сдержать.
Следующего я увидел на парковке «Гигантского Орла». Там, рядом с продуктовыми тележками, одна из этих мертвых штуковин распласталась на человеке – как я понял, все еще живом, – поедая мозг парня из затылка, словно из тарелки для супа. Проблема была в том, что у этой твари отсутствовала нижняя часть туловища. Ее торс отвалился – наружу торчали позвоночник и кольца внутренностей, поэтому все, что она пожирала, тут же вываливалось наружу. Прямо как при изготовлении колбасы.
Человек закричал. Меня стошнило.
Я много чего насмотрелся той ночью. Особенно – их.
Я видел их в лесах возле дороги. Вдоль шоссе. Ковыляющих по эстакадам. Сбил еще нескольких своим грузовиком. Гнал вперед, не останавливаясь. Мои колеса превратили их в грязь, а я продолжал ехать.
Тогда-то у меня и родился план.
Моя грузовая компания гоняет меня в рейсы для торговой сети «Гигантский Орел». Я перевожу продукты. Не заморозку, нет, товары «Пищевой компании “Имп-Эг”» – у них много чего есть. Пятая часть того, что вы видите на прилавках, поставляется компанией «Имп-Эг». У них есть крупы, супы, специи, сода, вода в бутылках. Они владеют брендами биологически чистой продукции и сетью магазинов. Они предлагают претенциозную крафтово-хипстерскую хрень и, в то же время, продукты, которые могут купить лишь бедняки. У них есть все.
И я все это перевожу.
Я не перевожу за один рейс что-то одно. Мой грузовик не набит одной лишь крупой. Он забит паллетами всего чего угодно, всяческой едой и водой – двумя главными компонентами для выживания с тех пор, как рыба выбралась из воды и отрастила себе ноги. Крупы и сода. Вяленая говядина и лимонад. У меня есть всё.
Поэтому, когда пожарные сирены заглохли, а радио умерло, я понял – происходит что-то серьезное и глобальное, и когда-нибудь все снова будет «окей», но явно не завтра. А это означает, что мне нужно выжить, что бы там ни происходило и не маячило в будущем.
Я не верю, что можно выжить в одиночку. Если ты дальнобойщик, конечно, ты работаешь один, но все же ты являешься частью чего-то. Ты как кровяное тельце в артериях Америки. Я перевожу что-то из точки «А» в точку «Б». Если вы хотите увидеть, как страна развалится на части, вам надо первыми убрать дальнобоев. Хотите страну спасти – спасайте нас. И мы сохраним все в целости.
Поэтому я сказал себе: «Вы от меня так просто не отделаетесь».
Я отработаю это шоу на колесах.
Я знаю основные шоссе. И объездные дороги.
