– А как же мы с Максом? – требовательно спрашиваю я. – Вы нам нужны. Вы же сами сказали, что мы можем сойти с ума, – а потом взяли и бросили нас!
– Элис, это дурацкое недоразумение, – говорит Петерман, нервно оглядываясь. – Оно со дня на день разрешится, и мы вернемся к нашим делам, обещаю. По-моему, мы стоим на пороге удивительного открытия.
– Доктор Петерман, в газетах пишут, что ваша мансарда заставлена клетками с редкими птицами двадцати видов!
– Йоши Ямамура – один из лучших адвокатов Массачусетса, – говорит Петерман. – Если он не сможет добиться того, чтобы с меня сняли обвинения, то никто не сможет. Прости, мне пора. Увидимся через несколько недель, Элис. За это время ты не успеешь сойти с ума. Поверь.
Петерман хлопает дверью у меня перед носом, и я слышу, как по дому снова проносятся унылые звуки флейты. С секунду стою на месте и думаю. Слова Петермана не успокаивают.
– Ни за что, – говорю я вслух. И начинаю снова стучать в дверь. Я колочу все настойчивее, но музыка становится только громче. Наконец руки начинают болеть, а прохожие – пялиться на меня, так что мне только и остается, что сдаться. Я разворачиваюсь и почти успеваю дойти до проезжей части, как вдруг входная дверь открывается и за мной выскакивает женщина в зеленом кашемировом кардигане и черных легинсах.
– Стой! – кричит она. – Подожди, пожалуйста. – Я останавливаюсь, не зная, что и думать. – Ты ведь Элис, так? Элис Роуи? – спрашивает женщина.
Я киваю. Меня охватывает отчаяние, я вот-вот разрыдаюсь.
– Меня зовут Вирджиния Петерман, – говорит женщина. – Я жена Густава. – Она протягивает мне руку, и я медленно ее пожимаю.
– Я много о тебе слышала, – говорит она. – Сам этот проект, работа с тобой и с Максом – все это очень вдохновляло Густава. Сам факт, что все это случилось… Ты не представляешь, как это для него важно.
– Что-то не похоже, – бормочу я, шмыгая носом.
– И еще немного о Гусе, – продолжает Вирджиния. – Почти все время мне хочется убить своего мужа – это началось еще до того, как я узнала, что он прячет в мансарде попугаев и скрывает, откуда они, еще до того, как его арестовали, и даже раньше, чем он нанял этого смешного адвоката, который изо дня в день приходит к нам со своей флейтой. Но я не могу его убить, потому что я его люблю. Даже несмотря на то что этот человек восемьдесят процентов времени проводит в спортивной одежде. Хотя у него есть целый шкаф кашемировых свитеров, которые я всякий раз дарю ему на Рождество, надеясь, что однажды, хотя бы раз, он наденет их в офис вместо этих его непонятных обтягивающих вещичек. Я хочу тебе помочь.
Я смотрю на Вирджинию Петерман, на ее модную стрижку, уютный свитер, крепкие ботинки, украшенные мехом.
– Как вы можете мне помочь? – спрашиваю я.
– Я знаю, с кем тебе нужно пообщаться, – говорит она, словно это так очевидно.
В этот момент из дома в костюме каратиста и в шлепанцах выбегает Петерман.
– Вирджинияяяяяяя! – вопит он.
– Слишком поздно, Гус! – обернувшись, кричит ему Вирджиния. – Я уже рассказала ей про Маргарет Янг. – Вирджиния снова поворачивается ко мне. – Все это – дело рук Маргарет Янг, – быстро и воодушевленно говорит она. – И только она может все исправить. Она работает в колледже города Уэллс штата Мэн.
– Но что именно она сделала? – спрашиваю я, переводя взгляд с жены на мужа. Потом поворачиваюсь к Петерману и спрашиваю у него: – О чем она говорит?
Петерман переминается с ноги на ногу.
– Скажи ей, Гус, – требует Вирджиния.
Петерман молчит.
– Густав Луис Петерман, либо ты расскажешь этой девушке то, что ей нужно знать, либо я уйду и больше не вернусь. И, к твоему сведению, у тебя на ноге электронный браслет, и он следит за тем, чтобы ты не вышел за калитку, так что в этот раз ты меня не найдешь.
В этот раз. Почему-то меня совсем не удивляет, что жить с доктором Петерманом непросто.
– Что же сделала Маргарет Янг? – спрашиваю я еще раз.
Петерман вздыхает как обиженный ребенок.
– Много лет назад – когда вы с Максом впервые пришли в ЦИС – Маргарет Янг начинала как ассистент, – говорит он. – Работала она превосходно. Самый талантливый студент на моей памяти. Я тогда не хотел это признать, но мне было за ней не угнаться. Она, казалось, разбиралась не только в мозге, она знала, как работает само сознание. Понимала то, чего не мог понять я. И меня это мучило. – Пару секунд Петерман смотрит вдаль, будто вспоминая прошлые терзания. – До меня дошли слухи о том, что Маргарет проводит в лаборатории какие-то необычные эксперименты, и я ее уволил, – говорит он. Потом замечает пристальный взгляд жены. – Что такое, Вирджиния? Что еще я должен сказать?
– Может, что-нибудь вроде «прости меня», – говорит она, и ее тон смягчается, когда она берет его руку в свою.
Петерман сжимает зубы, потом делает вдох.
– Ладно, прости меня. Не нужно было ее увольнять, надо было попросить ее остаться и дальше работать со мной, но меня одолела зависть. А еще эгоизм и желание быть лучшим. Наверное, я до сих пор такой. Иначе я бы уже с ней связался.
И тут Петерман берет меня за руки.
– Элис, прости. В тот день, когда вы с Максом вернулись в ЦИС, я влез в архив и увидел, что вы оба были под наблюдением Маргарет. Я понял, что она как-то повлияла на ваши сны, но вместо того, чтобы рассказать вам, где ее найти, я решил сам все исправить. Мне так жаль, Элис. Знаю, ответы – вот чего вы всегда искали.
Я не сразу осознаю услышанное.
– Иначе вы бы уже с ней связались, потому что…
Петерман терпеливо объясняет:
– Потому что Маргарет Янг – это женщина, из-за которой с вами это все и происходит, Элис. Из-за нее вы друг другу и снитесь. Судя по всему. И только ей под силу это исправить.
17 октября
Как жаль, что прокат лодок-лебедей в Общественном саду не работает по ночам в реальности, думаю я, сидя как раз в такой лодке, плывущей по воде под звездами. Бостонское небо смотрит на меня, будто большая семья на новорожденного младенца. Вдоль берегов растут вишневые деревья. Цветы на них такие яркие – словно розовые фонарики. И тут я вижу, что это и впрямь ярко-розовые рождественские фонарики, а никакие не настоящие цветы.
Я поворачиваюсь, чтобы показать их Оливеру, но его рядом нет. Зато есть Макс.
– Привет, – говорит он и тянется ко мне. Я таю, с нетерпением ожидая, когда же он прижмет меня к груди, положит руку мне на затылок, зароется пальцами в мои волосы.
Я хочу обнять его за талию и уткнуться носом ему в шею. Я так по нему скучала.
Но за секунду до того, как рука Макса касается моей, он отстраняется.
– Что такое? – спрашиваю я.
