– Хорошо.
Следователь пошел на другую сторону улицы, а я направилась обратно к машине. Прежде чем сесть в салон, я стряхнула с себя снег.
– Быстро вы, однако, поговорили, – заметила Люба. – Отфутболил?
– Нет, мы договорились о встрече. У меня есть часа полтора-два. Покажете мне фотографии мужа?
– Отчего ж не показать? Я ведь точно знаю, что он не был в тот день в Поликарповке, да и никогда там не был. И не стал бы Степан убивать дочь Крайнова, это он в сердцах тогда сказал, не подумав. Да и откуда ему было знать, что Плотникова и есть его дочь?
Рассуждения Дроздовой не были лишены логики, но она могла ошибаться, оправдывая своего мужа. Я слушала ее молча и, даже когда в чем-то была согласна, старалась не поддакивать. Эта женщина верила, что я помогу оправдать Степана, а у меня не было стопроцентной уверенности, что он не причастен к убийству в Поликарповке.
Вскоре мы подъехали к кирпичной пятиэтажке. Дроздовы проживали на втором этаже. Не без внутреннего дискомфорта я перешагнула порог их квартиры. Когда Люба предложила мне пообедать, я, не раздумывая ни секунды, отказалась. Нужно быть наглой до предела, чтобы сесть в этом доме за стол, а потом сказать: «Вы знаете, я нашла новые улики против вашего мужа. Он виновен».
Я присела на диванчик и стала осматриваться. Обстановка в доме была скромной, но в глаза бросались порядок и чистота.
– Миша, ты не помнишь, где фотография, которую ты сделал осенью на рыбалке? – спросила Люба, позвонив по кнопочному мобильнику своему сыну. – Надо. Потом объясню. Да, я поняла.
Хозяйка ушла в соседнюю комнату и вскоре вернулась с фотоальбомом. Полистав его, она нашла нужную фотографию. На ней было три мужика, которые держали одного огромного сома.
– Вот, это мой Степан. – Любовь Михайловна тыкнула пальцем в того, кто стоял посередине. Он был самым рослым и широкоплечим из всех рыбаков.
– Видный мужчина, – сказала я, убедившись, что Дроздов абсолютно не подходит под описание Радченкова. Его выражение о том, что подозрительный тип культивировал небольшую русую бородку, никак нельзя было отнести к Степану. Хозяин этого дома был жгучим брюнетом, и борода, которую он только начинал отращивать осенью, была темной.
– Справа от него Михайлов. Не понимаю, почему он молчит… Они ведь со Степкой с самого детства дружат.
– А вы его самого спрашивали?
– Нет, Санька меня избегает. Я никак не могу его дома застать.
– Он далеко живет?
– Через два дома отсюда. Скоро он уедет на свою вахту на Север и вернется, когда моего мужа уже осудят.
– Так, может, Михайлов уже уехал?
– Нет, он на следующей неделе собирался. Разве что только раньше времени решил уехать… И все-таки, Татьяна, я вас покормлю. Вы сюда из самого Тарасова ехали. Проголодались, наверное, а признаться стесняетесь.
Я больше не стала возражать, и хозяйка отправилась на кухню. В ее отсутствие я попыталась систематизировать имеющуюся у меня информацию. Человек, которого описывал Леонид, не был похож на Дроздова. Теоретически он мог ввести меня в заблуждение, но особого смысла я в этом не видела. А что, если у Степана был помощник? Тот же Михайлов. Он и роста среднего, и худощавый. Бородки, правда, нет, но это дело наживное.
Полистав альбом, я обратила внимание на фотографию, сделанную в этой самой комнате во время какого-то праздника. За накрытым столом сидели гости, а на заднем плане был виден сервант, на котором стояли фарфоровые статуэтки, а также старинный подсвечник. Сейчас этих вещиц на серванте не было.
Судя по тому, что люди, запечатленные на этом снимке, были в летней одежде, а на столе стоял букет пионов, эта фотография была сделана в мае-июне, но никак не в марте.
– Прошу к столу. – Любовь Михайловна заглянула в комнату.
– Скажите, эти статуэтки у вас изъяли в качестве доказательства? – Я подошла к Дроздовой и показала ей фотографию.
– Да, и статуэтки эти, и подсвечник этот. Видите, они еще до убийства у нас были?
– Можно, я перефотографирую несколько снимков? – спросила я.
– Конечно-конечно, – разрешила Любовь Михайловна.
* * *
После обеда я отправилась к приятелю Степана, с которым, по словам Любы, он рыбачил в день убийства. Александр Михайлов проживал в частном доме на той же улице. Едва я подошла к калитке, во дворе залаяла собака. Дверь в доме приоткрылась, и мужской голос спросил:
– Вы что хотите, барышня?
– Снимаю показания электросчетчиков. – Для пущей важности я достала из сумки блокнот.
– Цыц! – прикрикнул на дворняжку Александр. – Это свои. Проходите, барышня, она вас не тронет. – Я открыла калитку. Рыжая собака гавкнула разок для приличия и убежала за дом. Я вошла в сени без окон. Хозяин включил свет и сказал: – Вот счетчик!
– Вы Александр Олегович Михайлов? – уточнила я, хотя узнала его по фотографии.
– Да, – кивнул он, – он самый.
– А я Татьяна Иванова, частный детектив, – отрекомендовалась я.
– Так мы электричество не воруем, – усмехнулся хозяин дома.
– Я хочу поговорить с вами по поводу убийства, в котором…
– Тише. – Александр приставил палец ко рту. – Не здесь. Дома мать старенькая и дети. При них – ни-ни…
– Саня, кто там? – послышалось из глубины дома.
– Это по поводу счетчиков, – крикнул он, а затем, перейдя на шепот, добавил: – Подождите меня снаружи, я сейчас оденусь и выйду к вам.
Стоило мне шагнуть за порог, как дворняжка снова подала голос.
– Тебе же сказали, я своя, – спокойным голосом обратилась я к ней, и псина замолчала.
Вскоре во двор вышел Михайлов и спросил:
– Что вас интересует?
– Где вы были во вторник? – Я пояснила, в какой именно.
– Уж во всяком случае, не в Поликарповке, – ответил мой собеседник.
– А где?
– Вы хотите спросить, могу ли я подтвердить алиби Степана? – уточнил Александр.
– Можете?
Михайлов не спешил отвечать. Он что-то обдумывал, а когда я поторопила его с ответом, он спросил:
– А позвольте полюбопытствовать, чьи интересы вы представляете?
– Разве это имеет какое-то значение?
– Имеет, – энергично мотнул головой Санька. – Я и Степана топить не хочу, и себя подставлять тоже.
– Знаете, когда существует дилемма, что говорить, надо говорить правду. Ведь она все равно рано или поздно вскроется. К человеку, который солгал хотя бы раз, уже не будет доверия.
– Но ведь промолчать и обмануть – это не одно и то же?
– Иногда одно, – сказала я, гадая, почему же Михайлов не может решиться дать показания. – Если вы не подтверждаете, что в день убийства рыбачили вместе с Дроздовым, значит…
