– Я пришла тебе помочь. Вытащить тебя отсюда.
Его израненное горло, наконец, обрело способность говорить.
– Клэр, я не оставлю тебя здесь одну.
Он закашлялся, корчась на каменном полу.
– Когда они пробьются сюда, я подниму тебя одной рукой – правая у меня не работает – и тебя вытянут. А потом…
Эдвард посмотрел на заваленный вход.
– Одно лишнее движение, Клэр, и вся эта громада рухнет. Двоим нам не выбраться…
К ним продолжали пробиваться мужчины, неутомимо разгребая шаткий завал. А они спорили в душной темноте, где метались языки пламени.
– Эдвард, ради бога, у нас нет времени препираться. Когда Филип нас откопает, ты пойдешь первым! И не теряй понапрасну время. Ты ранен. Я тебя подсажу, и тебя вытащат!
Дыра над ними становилась все больше. Времени на споры и вправду не оставалось.
– Послушай Клэр, выбраться отсюда сможет только один из нас. Эта стена обязательно рухнет. И спасать нужно вовсе не меня. Зачем мне жить? Меня все равно упекут в тюрьму или в психушку, а то и повесят. Для этого меня спасать? Я сам этого не хочу. Это тебя надо вызволять, а я останусь здесь умирать. – Эдвард в отчаянии огляделся. – Ну почему я не могу умереть сейчас и покончить со всем этим? Что я должен сделать, чтобы меня оставили в покое и не спасали?
Справа от них сквозь языки пламени смутно зияла руина без крыши, которая когда-то была гостиной. Серафита на портрете, пощаженном взрывом, но слегка покосившемся, с жеманной улыбкой взирала на них с проломленной стены.
«Нужно что-то сделать, чтобы заставить Клэр спастись. Одно последнее усилие».
Эдвард с трудом поднялся на ноги и, прежде чем она сумела остановить его, спотыкаясь, побрел куда-то сквозь дым и исчез из вида. И только потом, когда пламя вдруг вспыхнуло особенно ярко, Клэр увидела, что он лежит под портретом, протянув к нему руки.
Филип со Стивеном и Кокриллом продолжали разбирать завал.
– Скоро здесь все рухнет. Стена еле держится. Но другого выхода нет. Мы можем пробиться к ним только отсюда.
Кокрилл, маленький и юркий, как обезьянка, балансировал на вершине груды, заглядывая в дыру.
– Там все горит и затянуто дымом… я ничего не вижу… да вот она, прямо подо мной.
Его маленькие смуглые руки отчаянно заработали, расширяя пролом. Стивен первым высказал ужасную правду:
– Это бесполезно. Одного из них мы вытащим, но потом все это рухнет. Не выдержит такой нагрузки. – Продолжая раскидывать мусор, он с ужасом повторил: – Мы сможем спасти только одного.
– Верно, – согласился Филип.
Он не колебался ни минуты.
– Вы можете окликнуть Клэр? – спросил он Кокрилла. – Она наверняка вас услышит, даже если не сможет ответить. Скажите ей, чтобы была готова. Эдварда придется оставить. Скажите ей, что мы можем вытащить только одного из них.
Внизу на разрушенной террасе плакала Пета.
– Филип, не смей так говорить! Как ты можешь? Она не может оставить его умирать!
– Либо Клэр, либо Эдвард, – отрезал Филип. – Если стена не рухнет, я сам спущусь и вытащу его. Давайте, Кокрилл, зовите ее.
– Он прав, дитя мое, – сказал инспектор, повернувшись к рыдающей Пете. – Если нельзя спасти двоих, а один из них убийца, то его и надо там оставить.
Наклонившись над дырой, он что-то крикнул в заполненную дымом темноту. Ему ответил голос Клэр, слабый и звенящий, и в тот же момент стена осела и дыра внезапно увеличилась. Кокрилл наклонился вниз, пошарил в темноте и намертво вцепился в чьи-то поднятые руки. Стивен с Филипом успели схватить его за ноги и, обхватив нижнюю часть тела, вытащили наружу как раз в тот момент, когда рухнула стена. Сквозь грохот донесся пронзительный крик, потом все стихло. Изрядно потрепанного Кокрилла сбросило на террасу, где он с трудом поднялся на ноги и, уворачиваясь от падающих кирпичей, проковылял вниз по лестнице и положил свою бесчувственную ношу на траву.
Остальные, спотыкаясь, побежали за ним, на ходу вытирая запорошенные и залитые потом глаза, и молча столпились вокруг лежащего на лужайке тела.
Наконец Филип шепотом произнес:
– Вы же нам говорили… вы сказали… что мы должны оставить там убийцу!
– Мы так и сделали, – ответил Кокрилл и, опустившись на колени рядом с Эдвардом, начал осторожно осматривать его раны.
Глава 14
Свонсуотер горел. Вдали протрубила пожарная машина, и вскоре ее колеса уже бороздили гравий подъездной дорожки. Послышались короткие команды, из пожарных шлангов с шумом вырвались струи воды, и на шлемах пожарных заиграли отблески огня. Команда спасателей приготовилась разбирать завалы, чтобы вытащить тело Клэр из руин, а внизу на лужайке Филип, оттолкнув Кокрилла, сам занялся ранами Эдварда.
– Все не так уж плохо, – объявил он после осмотра. – Раны с виду страшные, но они все поверхностные и их легко зашить, а на руку можно наложить гипс. Не плачь, Белла, он выкарабкается.
В ворота въехала машина «Скорой помощи».
– Пусть немного подождет, – сказал Филип, взглянув на нее. – С Эдвардом особой срочности нет, а она может понадобиться для Клэр, если… Если…
Ребенок, завернутый в плед, крепко спал на траве. Кокрилл, Стивен, Белла, Пета и Элен молча смотрели на бесчувственное тело на носилках.
– Дорогой мой, никакого «если» не будет, – безжалостно произнес Кокрилл.
Закончив осматривать Эдварда, Филип встал с колен и отвернулся.
– Все равно пусть подождут, – бросил он.
К нему подошла Элен.
– Филип, да не мучайся ты так. Ты зря считаешь себя виноватым. Ей было все равно – не ты, так кто-нибудь другой. – Она посмотрела на остальных. – Скажите же Филипу, избавьте его от страданий. Ведь это правда?
– Да, Филип, это правда, – подтвердила Белла. – Клэр слишком все драматизировала. И была несчастна. Красивая и умная, она жаждала любви, но ее никто не любил, а она не понимала почему. Мне кажется, ее вообще никогда не любили. С детства она жила здесь с дедом, но его любимицей была Пета. Не укоряй себя, дорогая, твоей вины здесь нет, но ты была наследницей, дочерью любимого сына, а Клэр была для сэра Ричарда лишней, он не нуждался в ней и никогда не любил ее. Когда она выросла, потребность в любви захватила все ее существо, и она шла на все, чтобы ее найти. И с работой ей тоже не повезло. Она была красива, но любви так и не дождалась, была умна, но ничего не достигла. Здесь она тоже перестаралась. Ей было недостаточно просто выполнять свою работу, ей хотелось литературных успехов и всеобщего признания. Однако она понимала, что после войны ее журналистская «карьера» закончится, потому что она потеряет работу. И как женщина она потерпела фиаско, потому что у нее не было мужчины. Ее жизнь была бесцельна и пуста. И тут вдруг появился Филип, и между ними пробежала искра: он чувствовал себя несчастным и непонятым, а она почувствовала, что нужна ему. Впервые в жизни она была кому-то «нужна», именно этого втайне хотят все женщины – быть для кого-то необходимыми…
