От изнеможения путь домой кажется бесконечным. Я заставляю себя ответить Робу на последнее сообщение – опять уверяю его, что со мной все хорошо. Потом расплачиваюсь с таксистом и плетусь к дому, зажав ключи в слабеющем кулаке.
С трудом поднявшись по лестнице, я падаю на кровать, в надежде скорее заснуть, но мысли не дают покоя. Я закрываю глаза, ожидая снова увидеть обнаженного мужчину с уже знакомой улыбкой на лице: вдруг тот факт, что он не плод моих фантазий, а действительно существует, поможет восстановить картину целиком. Правда, даже самая ужасная все равно лучше беспрестанного самокопания. Увы, перед глазами всплывает совсем другой эпизод: Роб высокомерно высмеивает мою работу в центре соцпомощи. Говорит, что там одни наркоманы и незачем тратить на них время… Я поворачиваюсь на бок и, зажмурившись, обнимаю подушку.
Почему он не рассказал мне о Роуз и о центре? Забыл, что я была волонтером? Маловероятно. Вообще не знал? Неужели я скрывала бы от мужа столь значительную часть своей жизни?
Я ворочаюсь, стараясь устроиться поудобнее, и пододвигаюсь ближе к окну, подальше от половины кровати, на которой спит Роб. Небо серое и тусклое, под стать моему состоянию.
Мне нужно снова попасть в этот центр соцпомощи: во-первых, он может вызвать новые ассоциации, во-вторых, Роуз может рассказать что-то новое. Мне нужен союзник, и я непременно хочу найти мужчину, который был у кафе, кто бы он ни был, потому что он снова является мне, только теперь его лицо не скрыто в тени, и я тянусь к нему и жажду впиться губами в этот улыбающийся рот. Я снова закрываю глаза, отсекая путающиеся мысли. Неужели при каждой моей попытке разобраться в прошлом я бессознательно создаю путаницу? Ясно одно: нужно разыскать высокого молодого человека, чья улыбка кажется мне такой знакомой.
Декабрь прошлого года
Воскресный обед не заладился с самого начала. За столом то и дело повисает пауза. Я постоянно ловлю себя на том, что разглядываю Томаса. Вопреки опасениям, он вовсе не вызывает у меня однозначной антипатии, наоборот, в нем есть какое-то неуловимое обаяние. Зато Роб сразу невзлюбил Томаса. Надеюсь, в Сашином присутствии ему хватит ума держать свое мнение при себе. Я произношу дежурную фразу о том, как тут жарко. Роб, хмурясь, толкает меня под локоть: может, у меня прилив? «Тише!» – шиплю я в ужасе, что он обсуждает подобные темы при госте, и тут же удивляюсь своей бурной реакции. Словом, знакомство происходит совсем не так, как я надеялась.
Когда Саша позвонила и спросила, можно ли им заехать в воскресенье на обед, я очень обрадовалась. Звонок прервал нашу с Робом ссору: в последнее время он стал очень раздражительным, работа отнимала у него все больше сил и времени. Я и сама уставала в центре соцпомощи; Роуз «отчаянно нуждалась» во мне, и пара часов в неделю растянулась почти до бесконечности. Я легко могла бы отказаться, но работа мне нравится, и Роуз тоже. С Ником – руководителем центра – я пересекаюсь реже. Ник – искренний, заботливый, охотно уделяет время мне и посетителям центра. Полная противоположность Робу, который только ворчит, что я постоянно пропадаю в центре, помогая тем, кому на самом деле нужен хороший пинок…
Я бросилась к телефону – по городскому нам звонят крайне редко, и я со свойственной мне мнительностью сразу решила, что случилось нечто ужасное. Хорошие новости дети всегда сообщают эсэмэсками.
В трубке раздался взволнованный Сашин голос. Как мы смотрим на то, чтобы встретиться всем вместе в воскресенье?
– Кто это? – шепнул Роб.
– Саша, – одними губами ответила я. – Хочет нас познакомить.
– С кем? – спросил он, как будто я не рассказывала ему о Сашином загадочном увлечении. – С тем типом, с которым мы ее видели в твой день рождения?
– Нет-нет, дорогая, все отлично. Конечно, я не возражаю. – Я жестом призываю Роба замолчать, пытаясь сосредоточиться на разговоре. – Я приготовлю вегетарианскую лазанью вместо обычной. – Роб в ужасе таращит глаза. – Нет, папа один раз переживет без мяса, ничего страшного. В котором часу вы заедете?
Мы договариваемся о времени, и Саша торопливо прощается: судя по голосу на заднем плане, Томас сидит рядом и ждет окончания разговора.
Роб засы́пал меня вопросами о Томасе. Он нам понравится? А кем он работает? Помня Сашин упрек в том, что мы ладим только с людьми «своего круга», я ответила уклончиво, что я лично Томаса не видела, но, судя по Сашиному описанию, он вполне приятный молодой человек. Думаю, я хотела дать Томасу шанс понравиться нам обоим, хотя на самом деле не очень в это верила: по всем пунктам он никак не мог вписаться в нашу семью. Да и подробностей из Саши не удалось вытянуть, только то, что он снимает квартиру над баром, в котором работает. Познакомились они в центре соцпомощи, где он был волонтером. С другой стороны, она однажды похвалила меня за то, что в центре я помогаю «таким, как Томас». Я не стала выпытывать детали, чтобы не спугнуть, да и Саша явно поняла, что сболтнула лишнего; интуиция подсказывает, что в центре соцпомощи Томас был скорее «клиентом», чем сотрудником. Я питала слабую надежду, что он обращался за советом по поиску работы, но после встречи поняла, что ошибалась. Какие карьерные устремления могут быть у человека, который в свои тридцать пять (или сколько там ему?) работает менеджером в баре у приятеля?
Роб сидит за столом напротив Саши и нехотя ковыряет вилкой вегетарианскую лазанью. Всем своим видом он демонстрирует неприязнь к гостю, возникшую с первого взгляда, когда тот вошел в дом, обнимая за талию нашу дочь. На вид он старше ее как минимум лет на десять и где-то на дюйм выше Роба: тоже малоприятная деталь, поскольку мой муж привык возвышаться над окружающими. Самодовольно ухмыляясь, Томас отвесил мне совершенно неуместный комплимент по поводу длины моего платья. Я вспыхнула, а Роб выразительно скривился из-за спины Томаса, поднимая дырявое пальто, которое тот швырнул на столик в холле. Я не виню Роба за его реакцию: Томас с порога ведет себя провокационно. И все же нам следует уважать Сашин выбор и принимать ее парня таким, как есть, пока он ей не надоест или, что более вероятно, не уйдет к другой. Таков родительский долг – всегда чем-то поступаться ради детей. Например, держать свое мнение при себе и пытаться во всем видеть хорошие стороны.
– Саша рассказывала, вы управляете баром в городе, – говорю я.
Томас сидит напротив. Саша держит его под руку и, кажется, не видит никого вокруг. А может, просто не хочется встречаться взглядом с отцом, демонстрирующим явное презрение. Я кошусь на Роба, он хмуро молчит.
Томас бросает на меня долгий взгляд из-под длинной челки и отвечает:
– Да, я работаю в «Лаймз». Знаете такой?
– По-моему, да. В центре? – Если не ошибаюсь, это дешевый бар, который за последние годы не раз переименовывали, где ошиваются пьяницы, и где вечно дым столбом. Мы с Робом избегаем подобных заведений.
– Точно. Вы бы зашли как-нибудь пропустить стаканчик. – Он самоуверенно, почти дерзко улыбается мне, потом кивает Робу. – Вдвоем, разумеется.
