Саша присаживается на край кровати.
– Вообще-то вы виделись несколько раз. – Выудив из рюкзака телефон, она пролистывает фотографии. – Вот он! Узнаешь?
На фото они оба смеются. Томас стоит сзади, прижимаясь подбородком к Сашиной стриженой макушке. Его губы растянуты в широкой улыбке; густая челка почти закрывает глаза. Одной рукой он крепко обнимает Сашу за слегка опущенные плечи, другая вытянута вперед – видимо, в ней он держал телефон, пока снимал.
– Извини, все что есть, – сообщает Саша. – Томас ненавидит фотографироваться. Мне пришлось его полчаса уговаривать, а он все дурачился.
Я снова перевожу взгляд на фотографию. Я видела его считаные секунды в окно кафе, и он даже не остановился. Но эта улыбка! Ох… Я зажмуриваюсь и снова открываю глаза, надеясь, что ошибаюсь. Увы, сомнений нет: мужчина на фото и у кафе – один и тот же человек.
Саша берет у меня телефон.
– Ты его помнишь?
Мне хочется выхватить телефон и приглядеться снова, убедиться, что это не он… Поздно. Я смотрю на пустые ладони. Новое знание ошеломило меня.
– Мама? – Саша машет рукой у меня перед глазами. – Ау, ты здесь?
Я молча киваю, боясь голосом выдать тревогу. Воспоминания отрывочны и, соединяясь, образуют причудливую картину: фото, мужчина у кафе и обнаженный мужчина из снов, который оборачивается ко мне с улыбкой. Я убеждаю себя, что это ничего не значит, это всего лишь фото мужчины, а вспоминаю я его потому, что он встречается с Сашей. Страх накатывает с новой силой. Саша спрашивает, как прошел вчерашний осмотр в больнице. Не прекращая болтать, она разбирает вещи.
– Мам, да что с тобой?
– Все хорошо, честное слово.
Саша садится рядом на кровать. Я беру ее за руку и глажу ладонь.
– Ты что-то скрываешь? Врач сказал что-то неприятное?
Она обеспокоенно смотрит на меня.
– Нет-нет, просто…
– Мама, ты меня пугаешь. Что случилось?
– Ничего страшного. – Я отвожу глаза. – Просто жаль, что я многого не помню. Голова кругом.
– А врачу ты об этом говорила?
– По его мнению, вполне естественно чувствовать себя… как бы так сказать? – улыбаюсь я. – Потерянной.
Саша спрашивает, что врач рекомендовал делать для восстановления памяти.
– Просто ждать, – отвечаю я.
На самом деле консультант расписала и другие варианты, которые Роб тут же отмел как бесполезные.
Я знаю, что он принял в штыки саму мысль о том, что я буду обсуждать наши проблемы с посторонними людьми. Он никогда не называл разговорную терапию иначе, чем «пустой болтовней». Его любимая фраза «сами разберемся» раздражала меня до тошноты. Такое чувство, что ему наплевать на мои мучения; мол, амнезия – ерунда, главное, что я восстанавливаюсь физически. Когда я сказала ему об этом, он выпалил, что после падения я стала какой-то странной, но тут же поспешил извиниться. Из больницы мы ехали молча и с тех пор особо не разговаривали.
– И ты правда не помнишь ничего с момента, как Фин уехал учиться? – спрашивает Саша.
Я вспомнила свою привычку сидеть внизу с кофе и ноутбуком, отвечаю я. И про соус болоньезе в морозилке. Вот и все, чем я могу поделиться с дочерью.
Саша улыбается.
– Ну видишь, сколько полезного! А дальше только ждать? Больше ничего нельзя сделать?
Со свойственной ей проницательностью Саша уловила мои сомнения.
– Есть еще психотерапия. Или группы поддержки. – Я невольно вспоминаю реакцию Роба на подобные предложения. – Консультант оставила мне координаты группы поддержки для переживших травму мозга. Встречи проходят раз в неделю. Собственно, ближайшая встреча сегодня после обеда.
– Во сколько? – Саша бросает взгляд на часы. – Я бы тебя подбросила, если ты не против поехать домой на такси.
Консультант точно называла время, но за ночь оно вылетело из головы. Ничего, говорит Саша. Она сейчас посмотрит на телефоне – у них наверняка есть сайт.
– Да ладно. Я даже не знаю, хочу ли туда.
– Начнется только в полтретьего, – сообщает дочь. – Боюсь, тебе придется брать такси туда и обратно. Ты ведь настроена поехать? – Она улыбается, как будто все уже решено. Очень похожа на отца, для которого любая проблема легко решается по четко выстроенному плану.
– Пока не знаю. Твой отец считает это потерей времени. – Похоже, мне проще списать свои сомнения на Роба, чем признаваться себе в своих страхах. Начитавшись историй в Интернете, я представляю себе группу поддержки, как сборище «больных на голову».
– Мама, ради бога! – Саша вскакивает и начинает расхаживать по комнате, громко топая тяжелыми сапогами. – Ты можешь раз в жизни настоять на своем?! Если хочешь поехать на встречу, то и поезжай! И плевать на папино мнение!
– Солнышко, не кричи. – От ее громких возгласов у меня начинает болеть голова. – И не надо так грубо.
– Не попробуешь – не узнаешь. Мама, тебе нужно найти занятие. Иначе и до депрессии недалеко.
– Вечно ты преувеличиваешь, – улыбаюсь я в ответ.
– Мама, я серьезно. Нельзя валяться весь день в постели! Так что сначала – душ или завтрак?
После Сашиного ухода я и правда чувствую себя бодрее, да и голова болит меньше благодаря таблеткам, которые Саша принесла, прежде чем умчаться на работу. Она проследила, чтобы я съела приготовленный ею сэндвич и приняла душ, тем временем приготовив чистую одежду. Я про себя восторгалась ее волей и энергией, которые воспринимались совсем иначе, чем удушающая забота Роба. Вспомнив о его неусыпном контроле, я отправила сообщение, что у меня все хорошо, но я устала после Сашиного визита. Пусть не волнуется, если я исчезну на пару часов: скорее всего, лягу спать до вечера. Врать оказалось несложно; видимо, инстинкт самосохранения сильнее совести. Раз уж я набралась храбрости и решила поехать на встречу группы поддержки, важно не дать Робу мне помешать.
Я обещала Саше вызвать такси, но зачем, когда моя собственная машина под рукой. Как сказала дочь, могу я хоть раз поступить по-своему? Мой бунт – своего рода месть Робу за его вчерашнее поведение у врача. Кроме того, стоит закрыть глаза, как меня начинает преследовать фотография Томаса, а за ней – миллион вопросов. Единственный способ отвлечься – активная деятельность.
Заперев дом на ключ, я иду к машине. Нажимаю на кнопку на брелоке, и звучит знакомый тихий сигнал разблокирования замков. В салоне приятно пахнет новой обивкой и моими любимыми духами. Впервые с момента травмы я ощущаю себя самостоятельной. Мотор заводится довольно бодро, несмотря на длительный простой. Я оглядываюсь в поисках каких-нибудь деталей, которые могли бы свидетельствовать о прошлом. Ничего. Сняв машину с ручного тормоза, медленно выруливаю к дороге; каждое движение кажется непривычным, хотя на самом деле я не водила всего несколько дней.
