Он встает, и я прижимаюсь к двери, поворачивая ручку.
– Погоди! – Он отступает на шаг, едва не споткнувшись о кучу папок. – Пожалуйста, не убегай. Сядь и давай поговорим.
– Не могу! Я не помню. Ничего не помню. Ни тебя. Ни кабинета. Ничего!
– О чем ты? Я ничего не понимаю.
Я продолжаю хвататься за дверную ручку. Металл холодит пальцы.
– Я упала с лестницы.
– О боже! – Ник подходит ближе. – Сильно пострадала?
– Нет, только… – Моя рука бессильно повисает. – Я забыла весь прошлый год.
Ноги подкашиваются, но я отказываюсь от предложенной помощи и кое-как добираюсь до кресла. Ник снова садится напротив. На таком расстоянии я чувствую себя в относительной безопасности и могу отвечать на вопросы. Внезапно я вываливаю все – о падении, разбитом телефоне, больнице и амнезии – и умолкаю, только когда он тянет ко мне руку через стол.
– А что Роб сделал с твоим телефоном?
– Я же говорю, аппарат разбился при падении. Роб его выбросил и купил мне новый.
Ник поднимает брови.
– Думаю, он не только телефон выбросил, но и удалил мои письма и сообщения… Боже, неужели он сначала их прочитал?
– Я не понимаю. – Виски взрываются болью; голова идет кругом. – По-твоему, Роб специально не пускал меня сюда?
– Не пускал ко мне, – самодовольно провозглашает Ник.
– Ты хочешь сказать, что между нами… – Я не в состоянии завершить фразу, высказать мысль, которая кажется невозможной и при этом преследует меня который день. Неужели я действительно изменила мужу?
– Ты правда не помнишь?
Я качаю головой. Ник говорит, что пару месяцев назад у нас была пара «эпизодов». Заметив мое смущение, он снова извиняется.
Пристально глядя Нику в глаза, я говорю как можно тверже:
– Мне нужны подробности.
– Джо, ради бога…
– Когда это было?
Первый раз в феврале, отвечает он. Мы были в этом кабинете, вдвоем, и что-то пили. Было поздно, Роуз уже ушла. Я была расстроена – какие-то проблемы дома. И я его поцеловала; он попытался сопротивляться – не потому, что ему было неприятно, просто мы оба были пьяны, а он не хотел пользоваться случаем. На самом деле нас давно тянуло друг к другу.
– Один поцелуй и все? – спрашиваю я.
Ник качает головой.
– Мы раздевались?
– Господи…
– Ответь, пожалуйста. Я хочу знать.
– Я снял рубашку и расстегнул брюки. – Он опускает глаза на стол, перекладывает папки и снова смотрит на меня. – Джо, может, прекратим этот разговор? Все гораздо серьезнее.
Я вижу его обнаженный силуэт в полумраке и провожу пальцами по гладкой коже, изнемогая от желания.
– Мы занимались сексом?
– Нет, ты в последний момент передумала.
– А когда был следующий раз?
– Пару недель назад, при нашей последней встрече. Собственно, толком ничего и не было. Недоразумение. Я тебя лишь поцеловал. И все.
– Все?
– Ну не совсем, но мы не… – Он улыбается. – Я тебя неверно понял.
– То есть?
– Ты хотела, чтобы мы остались друзьями. По крайней мере, ты так сказала. Если честно, я думаю, ты запуталась, тебя мучила совесть. Ты убежала… – Он заглядывает мне в глаза. – А сейчас вдруг пришла.
– Мне написала Роуз, и мы встретились. – Я говорю отрывисто, обдумывая его рассказ. Мне нужно время подумать. Я изменила мужу: поцеловала другого мужчину, и мы чуть не занялись сексом. Причем инициатива исходила от меня. Господи, в кого я превратилась?
– Джо? – Ник взволнованно наклоняется вперед. – Я спрашиваю, почему Роуз ничего не сказала. Она знала, что я тебя ищу!
– Она говорила, что ты очень переживаешь. Наверное, пыталась…
– Не надо ее защищать! – Ник барабанит пальцами по ближайшей стопке документов. – Она должна была сказать! – Помолчав, он спрашивает: – А как ты упала?
– Просто оступилась. – Вопрос пробуждает знакомое видение. Мы стоим наверху лестницы. Роб вне себя от ярости. Он кричит на меня…
– И ты меня не помнишь? – В глазах Ника мелькает грусть. От его пронзительного взгляда мне становится не по себе. – Ни капли?
– Нет, – говорю я. – Разве что…
– Да? – Ник перестает барабанить пальцами по бумаге.
Я озираюсь, пытаясь подобрать слова.
– Трудно объяснить. Просто этот кабинет ассоциируется у меня… – Я снова смотрю в его горящие глаза – такое ощущение, что Ник хочет вскрыть мне черепную коробку и заглянуть внутрь, и вспоминаю, как мне хотелось сделать то же самое с Робом, разоблачить его бесконечные тайны. – Нет, не помню, с чем конкретно.
Ник с облегчением улыбается; видно, как напряжение сходит с его лица.
– Надо же, целый год… Невероятно. – Он включает настольную лампу – в маленькое окошко почти не проникает солнце, и в кабинете довольно темно. Ореол теплого света ненадолго помогает расслабиться. – Ужасно тяжело.
Я говорю, что мне пора, встаю со стула и забираю пальто и сумку, сложенные в углу.
Ник молча наблюдает за мной, затем говорит:
– Наверное, тебе нужно время переварить все новости…
Я толкаю дверь, и в кабинет врывается шум, словно окутывающий меня защитной пеленой. Аккуратно прикрыв за собой дверь, я иду через весь зал. Роуз что-то кричит вслед, но я спешу вырваться отсюда, вдохнуть свежего воздуха. Я даже не смотрю на бар, проезжая мимо. Из головы не идет рассказ Ника, и я силюсь найти в нем какие-то зацепки.
Февраль этого года
Традиционную вечернюю «пятиминутку» с Роуз и Ником приходится сократить: собрание группы по поиску работы затянулось, а Роуз нужно успеть на автобус. Она запихивает стопку бумаг в безразмерную сумку, проходит через пустой зал, уверенно печатая шаг, и захлопывает за собой дверь. Мы с Ником переглядываемся.
– Иногда я представляю, как она сидит у себя одна и ужинает с пачкой документов на коленях. – Ник скрещивает руки на широкой груди. – Как по-твоему, она счастлива?
– Думаю, да, – улыбаюсь я. – Наверняка счастливее многих.
Ник хмурится, затем раскатисто смеется – этот смех мне так же привычен, как манера Роуз улыбаться, обнажая крупные десны. Я выхожу из кабинета, но Ник окликает меня. В руках у него бутылка виски.
– Может, поболтаем за кофе? Денек выдался кошмарный.
– Мне пора домой.
– Что, Роб скоро вернется? – Ник чуть заметно повышает голос. – Или найдешь минут десять?
Пока мы говорим и пьем одну чашку кофе за другой, за окном сгущаются сумерки. Захламленный кабинет освещает только тусклая настенная лампа. Овальный ореол мягкого света создает интимную обстановку. Я сняла туфли и полулежу в низком кресле, закинув ноги на край стола; в руках чашка кофе, щедро сдобренного виски – уже третья. Я допиваю до дна: кофе остыл, но алкоголь обжигает горло.
