От этого «нас» я вздрагиваю. Посторонившись, Фин впускает меня в крохотную гостиную. Несмотря на поздний час, шторы еще задернуты. Пахнет дымом – не резким табачным, а более мягким, с травяным привкусом.
– Райана нет дома?
– Нет, он еще на репетиции.
Фин оборачивается ко мне. Из-под куртки, наброшенной на узкие плечи с острыми ключицами, виднеется футболка с принтом.
– На репетиции? – Я легонько целую сына в щеку.
– Ну да, в группе. Мы собираемся дать пару концертов в пабах.
– Надо же, здорово! – улыбаюсь я. – Ты, наверное, играешь на гитаре?
– Ага, гитара и вокал. – Он озирается. – Извини за бардак.
Диван кое-как застелен грязно-бежевым покрывалом, чтобы наскоро прикрыть разбросанные вещи; ковер липкий и грязный.
– Просто захотела тебя увидеть. – Я опускаюсь на диван, стараясь особо не присматриваться. – Или не стоило так сваливаться тебе на голову?
– Наверное, эта квартира тебя разочаровала. – Он садится на противоположный край дивана. – Как и я.
– Ты никогда и ни за что не можешь меня разочаровать. – Я кладу руку ему на колено. – Ты мой любимый сын, и для меня главное – чтобы ты был счастлив.
– Жаль, что папа другого мнения.
Я изо всех сил стараюсь не заплакать: Фин этого не выносит. Я приехала найти утешение в его компании, а он с порога напоминает, что между нами пролегла пропасть.
– Отец помогает тебе деньгами. Он заботится о тебе.
Фин смотрит на меня исподлобья, затем качает головой и смеется.
– Мам, ты в своем репертуаре. Что бы ни случилось, ты пытаешься делать вид, что все хорошо. Ты правда ничего не знаешь?
– Не знаю. – Его слова больно меня задевают. Увы, Фин тоже стал другим. – Можешь объяснить?
– Такое ощущение, что он вам всем платит, чтобы вы молчали в тряпочку… – Фин умолкает и отбрасывает челку со лба. – В общем, думай что хочешь.
– По-твоему, я так поступаю? Беру деньги и молчу в тряпочку? – спрашиваю я. Фин пожимает плечами. – Нет уж! Нельзя бросаться такими обвинениями, а потом уходить от темы. А ты чем тогда отличаешься, когда берешь у отца деньги на жилье?
– Радует, что ты обо мне такого высокого мнения. – Он подходит к окну и смотрит на улицу. – С папой хоть понятно, кем он меня считает. Полным нулем.
– Неправда! Он тебя очень любит. Мы оба тебя любим!
– Мам, давай не будем. Зря я затеял этот разговор.
– Фин, ты пытаешься о чем-то мне рассказать? Вы с Райаном… вместе?
Он долго изучает узкую улочку, по которой проезжают редкие машины, затем качает головой – не отрицательно, а скорее огорченно.
– Проблема же не в том, гей я или нет… хотя так было бы гораздо проще, да? Почему я должен отчитываться? Какая вам вообще разница?
Я говорю ему, что разницы нет, это ничего не меняет. Просто я пытаюсь разобраться в прошлом, которое не могу вспомнить. Обернувшись ко мне, Фин сообщает, что ему пора: они арендовали помещение для репетиции всего на несколько часов.
Когда я пытаюсь его обнять, он, напрягшись, почти сразу отстраняется. Помахав на прощание рукой, я сажусь за руль. Фин стоит в дверях, по-прежнему в необъятной куртке. Я купила ее в подарок перед отъездом в университет, думала, что в ней он будет неотразим. Примерив обновку, он расправил плечи и выпрямил спину, чуть ли не впервые радуясь большому росту, но пока мы доехали до университета, опять начал сутулиться и опускать голову. Почему я тогда не заметила, что он совершенно не горит желанием ехать, что университет не для него? Может, удалось бы избежать этого тихого бунта. И такой откровенной враждебности с его стороны.
Июнь этого года
Мы с Ником запирали дверь в конце рабочего дня. Заметив, что я не спешу домой, он предложил зайти и немного поболтать. Конечно, я предпочла бы поделиться переживаниями с Роуз, но она поехала к отцу в дом престарелых: у него случился какой-то «непонятный приступ». Кроме Ника, вариантов не было, только ехать к себе в пустой дом. Словом, я кивнула, и он отпер входную дверь. На этот раз никаких вольностей, спохватилась я. Мы оба рассмеялись, а Ник заметил, что, конечно, трудно будет не срывать друг с друга одежду, оказавшись в том же кабинете, но мы как-нибудь справимся.
С тех пор прошло около часа. Ник сидит, привалившись спиной к стене кабинета, по-прежнему заваленного бумагами, а я – в аналогичной позе – напротив. Он внимательно слушает, не перебивая и ободряюще улыбаясь.
– Получается… Роб снял Саше квартиру в апреле? – Я киваю. – И ни слова тебе не сказал, даже после переезда? – Я снова киваю. – Знаешь, сколько стоит аренда в том районе? – Устраиваясь поудобнее, он сбивает носком тяжелого ботинка стопку документов. – Квартиру этажом ниже моей недавно сдали за тысячу двести в месяц. Правда, там две спальни.
– У нее тоже две спальни. – Я припоминаю рассказ Роба. – И оттуда лучший вид на парк.
Роб так и не извинился за свою скрытность, даже когда я объяснила, до чего унизительно было узнать о переезде от пьяного Томаса. Сообщив, что за квартиру платит «папочка», он буквально упивался моей реакцией.
«Джо, я ведь говорил, что все улажу любой ценой. Вот и уладил».
Роб даже не осознавал, что ошибается. Да, они с Сашей помирились, но Томас по-прежнему никуда не делся, несмотря на Сашины обещания не селить его в новой квартире.
«А чего ты ожидал? – спросила тогда я. – Она влюблена в него до одури».
«Вот потому я и не рассказывал – чтобы не слышать вечное “а я тебе говорила”. – Роб развернулся и ушел по лестнице в спальню, хлопнув дверью».
– Получается, никакой выгоды, одни расходы, – замечает Ник, снова ерзая на месте.
– Получается так. Саша всегда добивается своего, – добавляю я, обращаясь скорее к себе.
– Ну и штучка.
– Она все-таки моя дочь. И ей всего двадцать два. – Я отвожу глаза. – И вообще, если она «штучка», это моя вина.
– Неправда. А с ней ты говорила о новой квартире?
– Мы обменялись парой сообщений, но я пока не готова к откровенному разговору. Они с Робом вечно что-то затевали втайне от меня, однако сейчас я им не… – Я умолкаю, заметив, что Ник придвигается ближе. – Что ты делаешь?
– Подбираюсь поближе, чтобы обнять тебя.
– Не надо! – Я резко встаю. Ник тоже вскакивает, и мы едва не сталкиваемся друг с другом. – Мы же договаривались!
– Да я по-дружески. – Ник разводит руки в стороны. – Хотел тебя утешить.
Я позволяю ему себя обнять, поначалу из вежливости, но вскоре невольно представляю, как мы снова целуемся, как он прижимает меня к стене. От него пахнет одеколоном и шампунем. Он совсем не похож на Роба – принципиальный, альтруистичный, заботливый. К тому же я зла на Роба за интриги у меня за спиной. Опомнившись, я отстраняюсь. Надеюсь, Ник не истолковал превратно мою медлительность и не стал додумывать лишнего. Меня привлекает не сам Ник, а выдуманный мной образ.
