Я немного отстаю, делая вид, что рассматриваю ярко-красные ягоды остролиста – единственное цветное пятно в заброшенном саду. Роб ждет, пока я догоню, и сообщает, что есть шанс довольно выгодно продать дом. Я соглашаюсь, что цена хорошая, и нам повезло. Слово «повезло» повисает между нами и как будто насмешливо пляшет в воздухе, прежде чем растаять в облаках белого пара, вылетающих с каждым выдохом.
– Чем думаешь заняться? – пристально глядя на меня, спрашивает Роб. С неба падают первые снежинки, залетая в глаза и оседая на голове и плечах.
– То есть? – Я закутываюсь в пальто.
– Что собираешься делать с утра до вечера? – Он останавливается и смахивает у меня со щеки невидимую соринку.
– Перестань! – Мы стоим лицом к лицу. Снег валит крупными хлопьями.
– А как там Ник? Ты с ним еще спишь?
– Перестань, – повторяю я и направляюсь обратно в дом. – Не надо!
Если и был момент, когда я готова была рассказать Робу, что произошло между мной и Ником на самом деле, то он давно позади. Роб убежден, что мы с Ником были любовниками, и в каком-то смысле так даже удобнее. Теперь это его не касается, и у меня нет ни малейшего желания откровенничать. У меня тоже найдется к нему немало вопросов – о стертых письмах, спрятанном телефоне и так далее, но какой в них сейчас смысл? Я уже нашла все ответы.
– Как ты проводишь время, Джо?
Обернувшись, я открываю рот для ответа, однако не произношу ни слова. О чем ему рассказывать? Что я раз в неделю хожу в свою группу поддержки, ем домашнюю еду у Роуз, сплю в ее односпальной кровати, а она – в комнате своих родителей? Что мы бесконечно обсуждаем исчезновение Ника и свою работу в центре соцпомощи, что я похудела и быстрее устаю, что считаю недели до рождения Сашиного ребенка, как будто новый год и новая жизнь исцелит любое разбитое сердце? Или может, рассказать ему о том, что, сидя за бывшим столом Ника, теперь аккуратно прибранным, и обновляя новую систему электронного документооборота, которую мы с Роуз (впрочем, в первую очередь я) настраивали не одну неделю, я временами почти довольна собой? Что я забываю о боли и ужасе, пережитых в этом кабинете, и с головой погружаюсь в работу? Или похвастаться, что благотворительная организация предложила мне должность Ника, а я обещала подумать? Что бывают моменты, когда я наконец чувствую себя хозяйкой собственной жизни? Или что, уходя домой вместе с Роуз, я представляю, как после продажи общего дома буду возвращаться по вечерам к себе в квартиру или в небольшой домик, обставленный по моему вкусу и выбору?
– Тебя это больше не касается. – Я захожу в пустой дом.
Документы сложены аккуратной стопкой на обеденном столе; рядом лежит ручка. Я ставлю подпись первой. Роб медлит, глядя на меня. Я передаю ему ручку, и он склоняется над столом.
– Анна хочет снова попытаться забеременеть, но лично мне плевать, если есть хоть малейший шанс, что… – Он вопросительно заглядывает мне в глаза.
– Нет шансов, – отвечаю я.
Когда он уезжает, я поднимаюсь на второй этаж, включаю в спальне свет и опускаю жалюзи, чтобы отгородиться от сумерек за окном. Снегопад прекратился, дорожка скользкая. Нужно поспешить домой, пока окончательно не стемнело. Чемодан лежит на кровати: Роб принес его с чердака, как я просила, и даже расстегнул. Я открываю шкаф и начинаю собирать оставшуюся одежду. Снимаю с вешалки платья и кофты и аккуратно складываю, затем методично вынимаю вещи из ящиков. На прикроватной тумбочке лежит недочитанная книга. Бросив взгляд на обложку, я кладу книгу сверху на одежду и закрываю молнию. Я качу чемодан по коридору, мимо пустых комнат, и наконец останавливаюсь у лестницы и, сложив ручку, опускаю его на одну ступеньку. Тяжелый чемодан шатается, едва не увлекая меня за собой, но я выпрямляюсь и начинаю спускаться спиной вперед, таща за собой махину. Стоит мне преодолеть две ступеньки, как в голове возникает картина – идеально четкая и завершенная.
Роб догоняет меня, умоляет не уходить, обещает сделать все возможное, лишь бы я осталась. Он протягивает ко мне руку, и я отступаю. Ему не остановить меня! Оправдания бессмысленны. Он мне больше не нужен, между нами все кончено. Я бросаю попытки снять фотографии со стены. Мне просто нужно уйти отсюда. Я чуть заметно оступаюсь и выбрасываю вперед руку, чтобы ухватиться за Роба. Долю секунды он медлит, но тут же, опомнившись, ловит мое запястье. Спасена. Я испытываю колоссальное облегчение, его пальцы надежно обхватывают мою руку, сжимая изо всех сил, и кажется, что кость вот-вот треснет.
Стоя тут, я заново переживаю это чувство защищенности, и слезы катятся градом. Он спас меня, крепко, до синяков сжимая руку.
И все-таки я упала.
При виде, как искажается лицо Роба, как затуманивается его взгляд, я едва сдерживаю крик.
Он разом отпускает мою руку, разгибает длинные пальцы, и сила притяжения увлекает меня вниз.
Чемодан соскальзывает и летит прямо на меня, угрожая сбить с ног. Я оступаюсь, но на этот раз успеваю схватиться за перила и молча провожаю его взглядом. Два глухих удара – о стену, затем о каменный пол. Я бессильно опускаюсь на ступеньку. Руки дрожат, перед закрытыми глазами все еще стоит та картина: Роб разжимает пальцы, холодные каменные плиты неумолимо несутся мне навстречу, а на губах у мужа зреет первая ложь.
