Чем гуще была тьма снаружи, тем чаще любитель путешествий и монологов замолкал, дымил, прислушивался к подвыванию умирающей вьюги, высматривал кого-то посреди снежных полей, бескрайних и пустых. Вскоре появились первые лесопосадки, их сменили природные перелески. Когда же к железной дороге угрожающе подступили скелеты вековых лиственных и призраки столетних хвойных, занервничал даже молодой шатен. Он то и дело прилипал к стеклу, поглядывая в сторону условного противника сквозь маскировочную сеть густых прядей.
Поезд едва заметно замедлил ход.
Лохматый о чем-то испуганно спросил своего старшего спутника. Лера разобрала только grau – серый.
– Морисик, где твои манеры? – деланно возмутился курильщик. – Говори по-русски, чтобы фройляйн нас понимала.
– Накосячил, майн герр! Мы скоро залогинимся на серой станции. Можем порофлить с локальных мемов, – вихрастый говорил с акцентом, но довольно бегло. Язык он учил, сидя в чат-рулетках и молодежных пабликах.
«Я и по-русски вас двоих не понимаю», – хотела съязвить фройляйн.
– Смотрите в окно внимательней, если не хотите пропустить неуловимое движение за деревьями, – предупредил герр. – Наш поезд сопровождают.
Кому бы это могло понадобиться? Сопровождать поезд. Лера представила деревенского старика в бурке и ушанке, мчащегося с шашкой наголо на худой кобыле. Но безобидный образ растворился, уступая место кому-то несуразному, лохматому, с копытами и вывернутыми коленями, с желтыми глазищами на выкате. Вместо легкой ухмылки губы непроизвольно вытянулись в тревожную трубочку.
– Когда-то мы с вашим фатером вместе работали над проблемой таких вот бегунов-сопровождающих.
– Что значит работали?!
– Ну как бы вам объяснить. Пытались намазать свои знания на хлеб насущный.
– Кто же вы по профессии? – удивление победило природную скромность.
– Мы политические беж… – охотно откликнулся Морис.
– Артисты, – перебил курильщик.
– Политические артисты? – девушка не понимала, кто кого здесь держит за круглых идиотов: то ли она своих странных попутчиков, то ли они свою провожающую, не покинувшую вагон вовремя.
– Что вас смущает? Хотите, Морисик достанет гавайскую гитару и споет пропагандистский романс?
– Откажусь, пожалуй.
– Жаль. Вот ваш фатер никогда не упускает возможности пару-тройку маршен цу зинген. В девяностых мы с ним хорошо спелись. Стали настоящими коллегами.
– Вы фатером ошиблись.
– Ни в коей мере.
– Но мой папа священник, а никакой не артист! Точно не политический.
– О! Не счесть арабов в каменных пещерах, не счесть артистов в море клерикальном. Семинария даст фору любому театральному училищу. После векового затишья у церковной труппы вновь, – сигара начертила крестик, – дер гросте бенефис.
Поезд заскрипел тормозами. В ответ заскрипел электромеханический голос из репродуктора. Пепельный свет хилого фонаря заглянул в окошко.
– Бегун слился, – Морис поспешил обнадежить попутчицу.
– Не слился, – поправил демонолог. – Побежал в обход. Не любят они людных мест, даже если от людей остались одни воспоминания.
Лера молчала, пытаясь слиться со скромным интерьером купе и не вникать в абсурдные речи компаньонов. Ей всего-то было поручено сопроводить странную парочку до Москвы. До ворот Ховринской заброшенной больницы. Взамен артисты пристроят девушку на работу в престижный психологический центр. Так, по крайней мере, говорил ее папа, авторитетный православный священник отец Никодим, в миру Захар Моисеевич Скрипка, в криминальных кругах известный как Карабас. Какая связь существовала между эксцентричным курильщиком и психологией, оставалось только гадать. На ум приходила версия о пожизненном лечении от самолюбования и паранойи. Без малейшей надежды на успех.
Увы, девичье молчание было истолковано превратно. Попутчик с сигарой решил, что Лере очень-очень интересно, просто она стесняется задавать прямые вопросы.
– Идемте. Я покажу вам серую станцию. Чудо инженерной мысли. К ее проектированию сам отец Никодим руку приложил!
– Не получится. Вагон запечатан и опломбирован снаружи, – встрял Морис. – Нас разбанят только в Москве.
– Получится-получится. Доставайте ваш гавайский гитараппарат.
«Неужели будут петь?!» – с ужасом подумала Лера. Какова же была ее радость, когда из футляра вместо гитары появился ломик. И каково же было ее разочарование, когда пришлось одеваться и выходить на тридцатиградусный мороз.
Допотопная рама пала, не оказав сопротивления. Морисик галантно помог девушке вылезти на перрон. И, пользуясь случаем, объяснил (перескочив с интернет-сленга на высокий штиль), что герр демонолог сегодня сильно не в духе: путь от Аргентинского порта до Мурманска пришлось преодолевать на океанском лайнере «Адмирал Гнездец-Кукушкин». Водная стихия (вместе с ее обитателями) проявила к аргонавтам крайне нездоровое любопытство. Также молодой человек сообщил имя и титул австрийского демонолога: Бизраэль Энгельрот фон Морфинх. Именно «фон», потому что в роду у ученого-оккультиста завелись бароны. Когда предки Бизраэля хватились и попытались выкурить дворянскую заразу (случилось это в веке XVII), было уже поздно, и приставка «фон» навсегда приклеилась к благородной оккультной фамилии, восходящей к римским прокураторам.
Пока Лера в третий раз безуспешно пыталась вслух повторить демонологические ФИО, их обладатель выпрыгнул из оконного проема.
– Не мучайте ротовую полость, она у вас не для этого. В Аргентине меня звали кратко: Бэзил.
– Это был ваш ник в секретных чатах, майн герр.
– Молчи.
– Можно я тоже буду вас так называть, майн герр? – Лера нашла выход из ситуации.
Демонолог и его аспирант переглянулись.
– Хорошая девочка, – одобрительно промурчал австриец и зашагал по платформе.
Механический голос вновь сотряс мембрану старого репродуктора.
– Что она пытается сказать? Слов не разобрать! – возмутилась Лера.
– Нет там никаких слов, сплошная симуляция и абракадабра, – охотно пояснил демонолог. – Главное, чтобы звучало погромче и отгоняло незваных гостей.
– Но неужели некому исправить? – дочь священника закусила удила перфекционизма.
– Некому. На серых станциях людей нет.
– Как нет? Вот же фонари горят. Голос что-то объявляет.
– Пока мы здесь стоим, будут гореть. Местная электросеть питается от прибывающих поездов. В мире только одна строительная компания способна созидать подобные шедевры посреди холодной глуши. Спасибо сестрам Ерофеевым и их досточтимой матушке.
– Но зачем вообще это нужно? Это памятник такой? Или для туристов? Никогда не слышала о мертвых станциях.
