Профессор вздохнул и снова покачал головой.
— Сознание теряли? — задал он первый вопрос.
— Когда?
— После падения?
— Говорили, только на несколько минут сразу после падения.
— А потом?
— Боже упаси.
— А рвоты были?
— Никогда.
— Спазмы? Головокружение?
— Ничего похожего.
— Не верю!
— Ну как вам доказать?
— Никак не докажете.
— Спросите мою жену! — снова пошел на крайнюю меру Круклис. — Она все обо мне знает лучше меня.
— Только что с ней беседовал. Она, кстати, не заметила никаких симптомов сотрясения мозга, — признался профессор.
— Вот видите! — обрадовался Круклис. — А вы опять не верите…
— И не поверю никогда. Потому что так не бывает! — отрезал профессор. — Курите?
— Почти нет.
— Что значит «почти»?
— Ну, раз в неделю. Ну, два…
— Вот это вас и спасло. У вас не по возрасту эластичные сосуды. В чем заключается тут ваша работа?
— Раз в день выслушиваю доклады своего заместителя.
— И это все?
— Абсолютно.
— Долго он докладывает?
— Минут десять.
Профессор задал еще несколько вопросов и вышел с Клавдией Дмитриевной в коридор. Там они совещались не менее четверти часа. Потом вернулись, к удивлению Круклиса, уже вместе с Ефремовым. Генерал замыкал шествие медиков, приложив палец к губам. Круклис понял: надо молчать.
— Попробуем рискнуть, — обнадеживающе начал свой приговор профессор. — Но если что-нибудь подобное сегодняшнему повторится — безо всяких разговоров в госпиталь. Так, дорогой мой. Курить категорически запрещаю вам совсем. Читать — только что-нибудь этакое легонькое, лучше про природу. Доклады выслушивать через день, минут по пять, желательно во второй половине дня. Усиленное питание и витамины.
— Все будет выполнено, — ответили Круклис и Ефремов. И оба поблагодарили профессора за помощь.
Профессор попрощался. Оставив Круклиса с женой, за ним ушел Ефремов.
— Твоя работа? — пытливо взглянув на жену, спросил Круклис.
— Нет, Ян. Меня саму вызвал Ефремов.
— А кто же его надоумил тащить сюда этого деда?
— Это крупнейший невропатолог. Профессор…
— Предполагаю, что не коновал из деревни. Да что за нужда была? Подумаешь, голова заболела!
— Это очень серьезно, Ян. И я уверена, что у тебя есть сотрясение мозга. Но я же и упросила профессора оставить тебя тут. И это вовсе не потому, что я недооценила ситуацию. Просто из двух зол, зная тебя, я выбрала меньшее. Ведь в госпитале ты наверняка извел бы себя сам. Господи, и когда только ты уймешься? Поседел уже весь. Двое сыновей на фронте. Сам изранен, изломан, все не можешь найти покоя.
Круклис ласково погладил и поцеловал жене руку.
— Спасибо тебе за поддержку, за то, что правильно меня понимаешь. Даю слово, развяжемся с этой историей, и делай со мной, что хочешь. В госпиталь? В госпиталь. В санаторий? В санаторий. В сумасшедший дом? А черт с ним, где наша не пропадала!
— Не говори глупости. С сотрясением мозга туда не отправляют, — ответила Клавдия Дмитриевна и вызвала сестру. Она проинструктировала ее, оставила свои телефоны и попросила в случае ухудшения немедленно звонить и поспешила к своим больным. Круклис проследил через окно, как она села в машину, как выехала со двора, и тут же позвонил Доронину.
— Ну что там у нас сегодня, Владимир Иванович? — спросил он как ни в чем не бывало.
— Если ничего не отменяется, то художник, — напомнил Доронин.
— А что может отмениться? Давай его сюда, — приказал Круклис.
Остаток дня он занимался с художником созданием роботов обоих террористов. Зрительная память у него была на редкость цепкая. Он прекрасно запомнил их лица, со всеми характерными для обоих индивидуальными особенностями, и теперь старался добиться полного портретного сходства.
К вечеру, когда работа вполне удалась и была закончена, Круклис почувствовал, что немного устал. И решил вздремнуть. Но тут неожиданно явился Доронин и доложил о том, что к Степину прибыл гость. Всякую сонливость с Круклиса как рукой сняло.
— Кто такой? — сразу воспрянул он духом.
— Мужчина лет сорока пяти, в красноармейской форме: в обмотках, с вещмешком, со скаткой. Но без погон, — доложил Доронин.
— Почему решили, что он именно к Степину?
— Точно видели, спустился к нему, в его подвал. А через час Степин вышел из дома, доехал до Ярославского вокзала, побывал на квартире у «двадцать второго» в Софрине и оставил там в тайнике ключ, — доложил Доронин.
— Тогда вполне возможно, что это тот, кого мы ждем, и прибыл он по вашему вызову, — согласился с Дорониным Круклис. — И красноармейская форма тогда тоже очень кстати. Работает под фронтовика. Мало ли сейчас всякого люду возвращается по домам: и раненые, и больные, и уволенные в запас. И с документами для красноармейца проще. А раз помчался в Софрино, значит, либо гость что-то привез для «двадцать второго», либо сам пожелал увидеть его воочию. Второе — даже вероятнее. Проверить еще раз перед такой серьезной операцией, все ли тут в порядке, не мешает.
— Значит, встречу организовывать?
— Непременно. Но проинструктировать «двадцать второго» во всех деталях и строжайше предупредить: сорвет дело — возмездие наступит незамедлительно.
— Не сорвет, — ответил Доронин.
Круклис осуждающе взглянул на своего заместителя.
— Ох, Владимир Иванович, и откуда только в вас такая уверенность?
— Трус он, товарищ полковник. И, похоже, рад до смерти, что для него так дело обернулось.
— Ладно. Организовывайте, — не стал обсуждать эту тему полковник. — А главное, задание ему такое будет: узнать, и как можно точнее, когда прибудут те двое.
— Понял, — ответил Доронин.
На следующий день «двадцать второго» с утра пораньше отвезли в Софрино. В час дня из дома вышел Степин вместе с гостем. В три они уже были в поселке и стучали в дверь. «Двадцать второй» встретил их, как и обычно, без особой радости. Но выпроваживать не спешил и предложил чаю. Степин от угощения отказываться не стал. Но гость неожиданно возразил:
— Обстановка задерживаться не позволяет, — сказал он.
«Двадцать второй» сделал вид, что его удивляет такая обеспокоенность гостя.
— Да сюда даже в самое тревожное для них время ни один проверяющий не заглядывал, — объяснил он. — А если вдруг кто и заявится, так что за беда? Ходить в гости не возбраняется.
