Произошло и еще одно событие. В Москву приехал командир партизанского отряда. Его провели к Круклису. Встреча их, несмотря на состояние Круклиса, была теплой. Командир рассказал все, что ему было известно о гибели Зои и Ермилова. Сведения были достоверными. Командир отряда получил их от Веры и от матери Зои, которую местные жители, опасаясь мести карателей, в тот же день, когда все это произошло, переправили в партизанский отряд. Могилы Зои и Ермилова находятся в лесу. Но уже есть решение поселкового совета: прах героев-партизан перезахоронить в сквере в центре поселка.
— А вот о немецком майоре узнать удалось очень мало, — вынужден был признаться командир отряда. — Но когда немцы удирали, а вся полигонная команда эвакуировалась в тыл, его видели в легковой машине. Уезжал вместе со всеми. Отсюда можно сделать вывод, что его не забирали и он никаким репрессиям на тот период не подвергался.
— А точно это был он? Не перепутали? — спросил Круклис.
— Он, точно он. Его знали, — уверенно ответил командир отряда. — Он ведь и в поселке бывал, приезжал к Зоиной матери, и на полигоне его видели очень часто.
Что же касается сведений относительно его участия в истории гибели наших товарищей, то тут вам самим, пожалуй, может быть известно даже больше, чем нам.
— Каким образом? — удивился Круклис.
— Дело простое. Немцы, отступая, бросили полицаев, охранявших полигон, на произвол судьбы. Те — в лес. А там — мы. Короткая схватка. Четверых захватили. Остальных перебили. Тех, которых захватили, сдали в НКВД, — объяснил командир отряда.
— Кому сдали конкретно? Где? — попросил уточнить Круклис.
Командир отряда назвал по фамилиям всех. Доронин записал.
— Сегодня же свяжитесь по телефону или дайте телеграмму: пусть всех четверых доставят к нам, — приказал Доронину Круклис. И добавил, обращаясь уже к командиру отряда: — Тогда, безусловно, мы все узнаем сами. И очень хочется надеяться на то, что Шефнер остался честным антифашистом.
К исходу недели Ефремов утвердил план обезвреживания террористов на дальних подступах к Москве. Для непосредственного выполнения этой операции из Костромы были вызваны Медведев и Петренко.
Глава 51
В ночь с третьего на четвертое сентября поступило донесение из Риги: «Мотоцикл марки М-72 сегодня доставлен из мастерской на военный аэродром в Скульте». Это означало, что операция вступила в решающую фазу. По всем постам в треугольнике Москва — Смоленск — Нелидово было объявлено положение повышенной боевой готовности. Однако прошли почти сутки, а никаких сообщений от постов воздушного наблюдения о пролете неприятельских самолетов над советской территорией не поступало.
Запросили синоптиков относительно летной обстановки. Получили ответ: «Погода в полосе боевых действий войск 2-го и 1-го Прибалтийских фронтов обеспечивает полеты без ограничений. В полосе боевых действий 3-го Белорусского фронта — полеты по минимуму погоды».
Ефремов позвонил Круклису:
— Молчат, Ян Францевич, друзья из ПВО.
— А что же они могут сообщить, если не летит никто? — ответил Круклис.
— Так и я о том же. Не обознались твои земляки?
— Мои нет. А вот за немцев — не ручаюсь.
— О сводке синоптиков тебе докладывали?
— Да. Я не знаю, что они там изобретали у этого Мессершмитта, но думаю, что погода их не напугает.
— Слушай! Ты можешь без дипломатии? Мне каждые три минуты с самого верха звонят!
— Могу, Василий Петрович. Скажите им, чтобы не звонили. А надо будет, мы сами доложим.
— Ну, спасибо. Другого, откровенно говоря, я от тебя и не ждал…
Круклис тотчас же вызвал Доронина.
— Что там, Владимир Иванович?
— Тишина, товарищ полковник.
— Ну, раз тишина, значит, обязательно прилетят. Сообщи тогда немедленно.
Круклис положил трубку на рычаги и подумал: «Темноты они ждут». Прошло еще часа полтора. И вдруг звонок Доронина.
— Товарищ полковник, с дальних постов докладывают, что вражеский самолет пересек линию фронта и держит курс в глубь нашей территории.
— Откуда пересек-то?
— Идет с территории Латвии.
— Значит, тот, кого мы ждем, — уверенно решил Круклис. — Куда летит?
— Предположительно на Смоленск.
— Следи, Владимир Иванович.
Прошло двадцать минут, и Доронин позвонил снова:
— Точно, товарищ полковник, долетел до Смоленска и был встречен сильным зенитным огнем, — доложил он.
— С ума они спятили! — так и взорвался Круклис. — Вот уж воистину, заставь богу молиться! Сшибут ведь!
— Да нет, вроде обошлось. Набрал высоту и идет дальше. На Вязьму, — сообщил Доронин.
На подлете к Вязьме неизвестный самолет снова встретили огнем зенитчики Особой московской армии ПВО. Об этом Круклису также сообщил Доронин. Он держал постоянную прямую связь с командным пунктом и был в курсе всех событий в зоне действия войск ПВО.
После второго обстрела самолет врага, несколько изменив курс, со снижением полетел в северо-западном направлении. Было похоже, что в этом направлении он и пойдет на посадку.
Вместе со всеми за действиями врага следили и воины роты, которой командовал капитан Травкин. Самолет явно снижался, и Травкин передал приказ на пост ВНОС, которым командовал старший сержант Мартынов:
— Сядут у тебя. Не упустите тех, кого они высадят!
— Мы готовы, товарищ капитан! — доложил Мартынов.
Через несколько минут на посту услышали гул моторов.
Потом в небе ярко вспыхнули три мощных луча и заскользили по лесу в направлении луга, раскинувшегося неподалеку от деревни Куклово. Мартынов и бывшие с ним четверо бойцов — Андреев, Селезнев, Абрамов и Балашев — со всех ног бросились за промелькнувшим над постом самолетом.
Но он пролетел еще километров десять, прежде чем приземлился.
Группе Мартынова пришлось поднажать. Спешили по направлению удалявшегося шума самолета, а потом вдруг увидели впереди озаренные отсветом пожара верхушки деревьев. Это было что-то непонятное. И Мартынов остановил бойцов.
— Что это там? — запыхавшись, спросил он.
— Горит что-то…
— Да что именно?
— Может, лес они подожгли?
Гадать не стали. Разбились на группы и поспешили к огню с двух сторон, охватом. Прошли еще с километр и очутились на поляне, в дальнем конце которой возвышалось что-то громоздкое и несуразное. Подобрались поближе. Стало понятно, что это самолет. Но такой, какого еще никто и никогда не видел. Метрах в тридцати пяти от него на земле что-то горело. А сам самолет как-то очень нелепо уткнулся одним крылом в могучую ель. И никого вокруг — ни живых, ни мертвых. Лишь на траве валялись разбросанные тут и там термосы, бинокли, сброшенные в спешке комбинезоны.
