— Вы можете, Вольф, подобрать в вашем обширном хозяйстве трех-четырех русских, которые верно служат нам и за которых можно было бы поручиться?
Вольф слышал, что обергруппенфюрер любил ошарашивать своих подчиненных неожиданными вопросами, и потому не растерялся.
— За русских вообще нельзя ручаться, обергруппенфюрер. Все, кто это делали, в конечном итоге обязательно оставались в дураках, — четко ответил он.
— Почему? — вопросительно посмотрел на него шеф РСХА.
— Потому, обергруппенфюрер, что потом непременно обнаруживалось, что в свое время при оценке их качеств почему-то не учли какой-нибудь мелочи. А именно она являлась решающей.
— Тем не менее мне нужны такие русские, — твердо сказал Кальтенбруннер.
— Но есть такие, которые неоднократно доказали нам свою преданность. Двух-трех таких я даже знаю лично, — поспешил ответить Вольф.
— Мало. Подберите еще столько же, — приказал Кальтенбруннер.
— Понял, обергруппенфюрер, — справедливо решив, что всякие рассуждения уже окончены, ответил Вольф.
— Составьте на них наиподробнейшие характеристики. И вместе с этими характеристиками передайте в полное распоряжение Грейфе, — продолжал Кальтенбруннер. — Тех, которые ему не понадобятся, он вернет вам обратно.
— Как скоро это надо сделать, обергруппенфюрер? — спросил Вольф.
— Нужных людей подбирать трудно, я это знаю, но постарайтесь уложиться недели в две. Максимум в три, — разрешил Кальтенбруннер.
Начальник отдела лагерей советских военнопленных щелкнул каблуками, вскинул руку и с разрешения хозяина покинул кабинет. Ушел несколько обиженным и заинтригованным. Нет, не самим заданием. Оно его совершенно не удивило. Удивило другое: почему обергруппенфюрер ни словом не обмолвился, зачем понадобились Грейфе эти шестеро русских? В качестве кого он намеревается их использовать? На работе здесь, в рейхе? В этом нет ничего секретного. Собирается забросить их к русским в тыл? Это делалось уже неоднократно. И при этом, наоборот, всегда заранее конкретно указывалось, каких специалистов надо подбирать. А тут все в общих чертах, да еще с гарантией. Одно вполне устраивало начальника отдела IVB2 — за три недели можно будет подобрать не шестерых, а роту, и у каждого руки будут в крови по самые плечи. Но ручаться при этом Вольф никогда не стал бы ни за одного. На этот счет у него была своя четкая мера: предал раз — предаст и второй. А если этому надутому индюку Грейфе доверяют больше, чем ему, и он думает по-другому, то пусть он сам выбирает и гарантирует. Впрочем, обида обидой, а здравый смысл подсказывал другое. Уж если это задание перед ним поставил сам шеф РСХА, значит, кроется за ним что-то очень серьезное. И выполнить его надо тоже так, чтобы обергруппенфюрер остался доволен. Поэтому Вольф не откладывая дело в долгий ящик от Кальтенбруннера направился прямо к Грейфе.
Надо сказать, что, хотя Вольф и считал Грейфе не в меру чванливым, в душе, как, впрочем, и многие другие эсэсовские чины, тайно завидовал тем, кто работал в VI управлении. Что бы ни говорили о важности и всех других служб, но разведка есть разведка. Даже такой закоренелый службист, как он, Вольф, видел в ней какую-то романтику и недоступный всем прочим шарм. Да и что уж тут говорить: люди Шелленберга работали в лайковых перчатках, ездили в мягких вагонах, от них пахло хорошими, дорогими сигаретами, импортным коньяком, они вращались в кругах и в обществе, куда живодерам и висельникам, подчиненным отделам Д или IVB2, вход был закрыт во все времена. Правда, когда кто-нибудь из этих вылощенных болтунов в конце концов попадал за колючую проволоку спецлагеря, костоломы отдела Д с особым рвением воздавали ему за его прошлую роскошную, как им всем казалось, жизнь. Но это было очень слабой компенсацией за разницу условий их служб. Ведь в застенках и бараках отдела Д заканчивали свой жизненный путь лишь очень немногие подчиненные бригаденфюрера Шелленберга.
— Коллега Грейфе, извините за то, что вынужден отрывать вас от ваших важных дел, но служба обязывает, — входя в кабинет Грейфе, обратился к нему Вольф. — Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — вставая из-за стола, ответил на приветствие Грейфе. — Мой дорогой! Всегда рад вас видеть!
— Я только что был у обергруппенфюрера и получил от него задание подобрать для вас группу русских. Но шеф так торопился, что не успел сказать мне ничего конкретного. Вот я и нагрянул к вам, — объяснил цель своего визита Вольф.
— И очень правильно сделали, дружище, — сразу сообразил, о чем идет речь, Грейфе. При этом не без удовольствия подумал: «Ну как же, времени у шефа не было. Рассказывай. И от меня ты тоже не многое узнаешь». — Но что же, так уж прямо сразу о делах? Работаем бок о бок, а видимся, можно сказать, раз в год! Нет, не угостить вас рюмкой доброго «Камю» я просто не имею права. Прошу вас, дорогой Вольф, располагайтесь за этим столом, полистайте журналы, их доставляют сюда со всего света, а я немедленно распоряжусь.
Вольф не стал отказываться от угощения и лишать себя удовольствия хоть немного побыть в столь приятной для него обстановке. Он уселся в мягкое кресло и взял в руки свежий номер «Лайфа». А Грейфе нажал кнопку звонка и вызвал адъютанта. И когда тот беззвучно, как привидение, появился в дверях, негромко сказал:
— Эгерт, откройте и принесите все то, что нам вчера доставили из Лиона.
Эгерт так же бесшумно удалился, а Грейфе подсел за столик к гостю.
— Работаем, работаем, и выпить чашечку кофе с хорошим человеком некогда, — потирая руки, с сожалением проговорил он. — У вас ведь и своих дел, я знаю, хватает через край. А тут еще чужие заботы…
— Что поделаешь. «Рес ностра агитур»
[1] — говорили еще древние, — в тон хозяину ответил Вольф. — Так для чего вам понадобились эти русские? И какие?
— Для чего, дружище? Мне пока и самому не очень хорошо известно, — ушел от ответа Грейфе. — Но какими они должны быть — это я представляю себе достаточно четко. Простите, но я не знаю, что все же по этому поводу говорил вам обергруппенфюрер?
— Немногое. Очень немногое. В основном то, что они должны быть преданы фюреру и рейху, — коротко ответил Вольф.
— Конечно, это главное, — поспешно согласился Грейфе. — А подробности мы сейчас с вами определим точно.
В кабинет вошел Эгерт и прикатил изящный сервировочный столик на колесиках, на котором стояла уже открытая бутылка коньяка, широкие, с толстым дном бокалы, в небольшом блюдце сливочное масло, открытая банка сардин, порезанная ломтиками консервированная ветчина, оливки, белый хлеб. Немного в стороне ото всего этого великолепия лежала нераскрытая пачка фирменных сигарет «Кэмел».
— Кофе — как прикажете, — сказал Эгерт.
— Спасибо, мой милый. Я позвоню, — разливая коньяк, кивнул адъютанту Грейфе. — Итак, за встречу!
— Хайль Гитлер! — поняв, что и Грейфе не собирается с ним откровенничать, поднял бокал Вольф.
