— А что делается по тому заданию, которое я возложил на вас по поводу Верховного командования русских? — спросил он.
— И которое так успешно выполняет наш дорогой Эрнст, — любезно уточнил Гиммлер. — Многое делается, мой фюрер… — И Гиммлер пунктуально изложил то, что сам накануне отъезда в Растенбург узнал о подготовке акции от Кальтенбруннера, и о том, что акция организационно уже продумана от начала и до конца, и о том, что уже заказано и изготовляется специальное оружие, и о том, что уже фактически подобраны кандидатуры тех, кто будет эту акцию исполнять.
— Сроки! Меня интересуют сроки! — нетерпеливо спросил Гитлер.
— Не раньше середины будущего года, мой фюрер, — ответил Гиммлер.
— Долго, — недовольно бросил Гитлер.
— Но зато, надо думать, все будет так, как мы планируем, — попытался успокоить фюрера Гиммлер.
Гитлер снова ушел в раздумья. Гиммлер тоже думал. Он был готов к докладу о ходе подготовки предстоящей акции. Не сомневался в том, что Гитлер спросит его о ней. Но его удивила цепкость, с которой Гитлер держался за нее. А это значило, что он по-прежнему возлагал на нее большие надежды…
Затянувшуюся в их разговоре паузу неожиданно прервал адъютант Гитлера Адамс и доложил, что Кейтель и другие генералы уже прибыли на совещание.
— Да-да. Я их жду, — вспомнил Гитлер. — Пусть заходят. Вы, Генрих, тоже останьтесь. Вам будет полезно узнать об истинной обстановке на фронтах. К тому же у меня насчет вас, в перспективе, есть одно очень важное соображение.
— Готов служить, мой фюрер, — с легким поклоном ответил Гиммлер и, сразу отрезвев от ораторского гипноза своего собеседника, подумал про себя: «Интересно, что он там еще выдумал?»
Глава 12
Круклис чувствовал, что уже пора что-то определенное сказать своему руководству о снимках, найденных на квартире зубного врача-протезиста. А у него до сих пор еще не было никаких данных. Поэтому появление у него в кабинете Доронина вместе с Петренко немало обрадовало полковника. Но радость оказалась преждевременной.
— Что касается старшего лейтенанта Кремнева Петра Петровича — мужа Мартыновой-младшей, то он, как сообщило Главное управление кадров РККА, числится пропавшим без вести с августа тысяча девятьсот сорок первого года. Жена его, Мартынова Любовь Тимофеевна, вместе с командирскими семьями была эвакуирована из Бобруйска в Кострому, где работает в настоящее время в эвакогоспитале. Сведений о муже не имеет. Последнее письмо получила в июле сорок первого. Адрес Мартыновой у нас имеется, — первым закончил свой доклад Доронин.
— Мартынова знает, что ее муж пропал без вести? — спросил Круклис.
— Знает, товарищ полковник.
— Откуда?
— Получила уведомление из Главного управления кадров.
— Есть ли какие-нибудь данные о ней самой?
— Начальством эвакогоспиталя характеризуется положительно. Работает честно, добросовестно. Неоднократно просилась на фронт, — доложил Доронин.
— Почему же не отпускают?
— Здесь, в тылу, тоже рабочих рук не хватает. А она тем более в госпитале, — объяснил Доронин.
— Так, сказал бедняк, — в раздумье произнес Круклис. — Что же будем делать с этой версией дальше? Вы думали, Владимир Иванович?
— Думал, товарищ полковник. Придется ждать о старшем лейтенанте Кремневе каких-либо сообщений, — ответил Доронин. И добавил: — Если они, конечно, откуда-нибудь и когда-нибудь поступят.
— Вот именно: сидеть у моря и ждать погоды, — уточнил Круклис. — Неопределенно и маловероятно. Не годится. А попробуйте-ка запросить Центральный штаб партизанского движения. Пусть проверят, не числится ли этот Кремнев в каком-нибудь из их отрядов?
— И что? — спросил Доронин.
— И если вдруг обнаружится, запросите характеристику. И тоже все с ним станет ясно, — ответил Круклис. — За два года в партизанском отряде он должен как-то себя зарекомендовать.
— Понял, товарищ полковник. Будет сделано, — ответил Доронин.
— Ну а вы чем порадуете, товарищ Петренко? Какое впечатление произвел на вас Киев? — перешел к разговору с майором Круклис.
— Если в двух словах, товарищ полковник, то злодеяниям фашистов нет конца, — хмуро ответил Петренко. — Знаете, ехал — очень волновался. Это ведь мой родной город. А приехал, увидел — сердце зашлось, что они там натворили, эти гады. Крещатика — нет. Стоят пустые коробки. Пригороды все сожжены. В Бабьем Яру побито почти двести тысяч наших людей. Улицы Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Двадцать пятого Октября, Свердлова, да разве все перечтешь, тоже одни развалины. А сколько хлопцев и дивчин угнали в Германию? Вы бывали в Киеве, товарищ полковник?
— Бывал, Леонид Сергеевич, — кивнул Круклис. — Много раз бывал. И всегда испытывал праздничное настроение, когда ходил по его улицам. Каштаны, старинные особняки, памятники культуры, соборы…
— Ни Успенского уже нет, ни Михайлово-Златоверхого, товарищ полковник. Все сожгли бандиты. Разве такую старину восстановишь? — сокрушенно вздохнул Петренко. — А задание, товарищ полковник, я выполнил. Часть дореволюционных городских архивов, и именно та, которая нам была нужна, как ни странно, сохранилась…
— Значит, и правду говорят, что дома и стены помогают, — мягко улыбнулся Круклис.
— Помогают, да не совсем, — смутился Петренко. — Одним словом, товарищ полковник, рождение Марии Кирилловны Барановой в Киеве в тысяча девятьсот втором году документами архива не подтверждается.
— Вот как? — вытянул нижнюю губу Круклис.
— Я проверил списки родившихся киевлян от девятьсот второго года за пять лет вперед и назад. И тоже никаких сведений о Барановой М.К. нигде не нашел, — доложил Петренко.
— Совсем хорошо, — сказал Круклис. — Может, ее тогда действительно принес аист?
— Я проверил тщательно, товарищ полковник, — заверил начальника Петренко.
— Не сомневаюсь, — согласно кивнул Круклис. — Но где же ошибка? И ошибка ли? Неожиданный поворот. Не скрою…
— Жалко, что город Пушкин в оккупации, — заметил Доронин.
— Очень жалко: и вообще и в частности, — снова согласился Круклис. — И все же, что вы оба думаете по поводу этой Барановой?
— У меня две версии, — начал первым Доронин.
— Давайте.
— Либо мы ищем не ту, кто она в действительности. Либо в архивах чего-то не хватает.
— В архиве, Владимир Иванович, полный порядок. Можете сами проверить, — явно уязвленный недоверием, ответил Петренко. — У меня было намерение посмотреть еще церковные записи. Но ведь мы не знаем, в какой церкви она крестилась…
— Не знаем, — подтвердил Круклис. — А что вы имели в виду, Владимир Иванович, когда говорили, что мы ищем не ту?
