— Эгерт, вызовите ко мне начальника курсов «Ораниенбург» и этого русского, Политова. — И добавил, указав пальцем на пол приемной: — Сюда же!
Глава 22
Полковник Круклис был за линией фронта уже третий раз. Впервые его высадили в немецком тылу на Украине осенью сорок первого года. Выполнив задание, назад возвращался пешком. Фронт переходил в начале октября под Тулой. Спустя почти полтора года снова очутился во вражеском тылу, на этот раз в Белоруссии. Летал туда после того, как там по его заданию уже побывал Доронин и провел подготовительную работу по развалу формирований, создаваемых гитлеровскими спецслужбами в основном из насильно загнанных туда советских военнопленных. Летал, чтобы ликвидировать одно из таких формирований, именуемое «Русской дружиной». И третий раз ему пришлось за линией фронта даже встречать новый сорок четвертый год, но заниматься при этом уже совсем другим делом.
Необходимость вылета возникла совершенно неожиданно. Хотя она и была долгожданной, потому что у нее была своя предыстория. В конце июня сорок второго года в районе Старого Оскола нашим войскам добровольно сдался в плен капитан инженерно-технической службы Вальтер Шефнер. На первом же допросе в штабе полка, объясняя свой поступок, он заявил, что уже давно ненавидит и Гитлера, и национал-социализм, считает все их деяния преступными, что в вермахт он был загнан насильно, что до июня нес службу в тылу, на одном из военных предприятий, но как только попал на фронт, воспользовался первой же возможностью перейти на нашу сторону. В подтверждение того, что он не провокатор, Шефнер передал советским командирам карту участка фронта с нанесенными на нее позициями немецких частей и подразделений, огневых средств, инженернооборонительными сооружениями, пунктами управления и минными полями. Карту проверили. Все данные на ней оказались абсолютно точными. Этим немедленно воспользовались наши артиллеристы и обрушили на врага несколько мощных огневых ударов, нанеся ему весьма ощутимые потери. А Шефнера передали в вышестоящий штаб. В Особом отделе армии в это время находился Круклис. Он беседовал с Шефнером. И тогда-то у него возникла мысль не отправлять капитана в лагерь военнопленных, а вернуть за линию фронта к немцам, но уже в качестве советского разведчика. Круклис связался с Москвой и доложил о своем плане. Москва одобрила его. Круклис начал работать с Шефнером. Тот вначале наотрез отказался возвращаться к своим. Во-первых, он страшно боялся этого. А во-вторых, совершенно не представлял, как и что будет говорить своему начальству по поводу столь длительного отсутствия в полку. От Круклиса потребовались недюжинные способности, чтобы убедить Шефнера пойти на риск ради высшей цели — скорее покончить с Гитлером и его бандой. В конце концов ему это удалось. Капитан согласился сотрудничать с советской разведкой. Но при этом оговорил непременное условие — все контакты с советской стороной он будет поддерживать непосредственно только через самого Круклиса. Круклис и об этом поставил в известность свое руководство. И хотя работа эта была не по его профилю, руководство, учитывая заинтересованность в Шефнере, санкционировало Круклису ее продолжение. После этого Ян Францевич проинструктировал Шефнера, как, возвратившись за линию фронта, установить с ним связь. И в тот же день Шефнера вместе с группой других военнопленных, собранных с разных участков фронта, перевели в деревню, расположенную на направлении предполагаемого удара многократно превосходящих сил противника и вынужденного отхода наших войск. Предположение подтвердилось. Утром следующего дня после короткой мощной артиллерийской подготовки немцы атаковали наш передний край и незначительно потеснили наши войска. Деревня с пленными попала к ним в руки. С той поры о судьбе Шефнера никому и ничего не было известно. Он как в воду канул. И Круклис, подождав с полгода, начал уже подумывать о том, что его замысел, похоже, осуществить не удалось. Впрочем, такой вариант тоже предусматривался с самого начала. Но прошел еще почти целый год, и из отдела контрразведки Северо-Западного фронта в Наркомат на имя «триста тридцать третьего» поступило донесение. Именно так, для удобства запоминания, Круклис закодировал себя для Шефнера. Донесение было очень коротким. В нем сообщалось лишь то, что «четыреста сорок четвертый», а это был код самого Шефнера, вышел на связь с партизанским отрядом «Буревестник» и ждет указаний от «триста тридцать третьего».
Прочитав донесение, Круклис немедленно явился к Ефремову. В управлении был заведен порядок, согласно которому подчиненные, получив важное сообщение, сами, не дожидаясь вызова, спешили к начальству.
— Вот, товарищ генерал, — сказал Круклис, положив на стол перед Ефремовым шифровку. — Дело совершенно зря считали безнадежным.
— Знаю. Читал, — одобрительно кивнул Ефремов. — Что же ты думаешь по этому поводу, Ян Францевич?
— Думаю, что надо немедленно вылетать, товарищ генерал, — убежденно ответил Круклис. — Мы обещали тогда Шефнеру, что контакт с ним буду поддерживать я. Поэтому вылетать надо мне.
— И куда же ты полетишь?
— В отряд к партизанам…
Ефремов задумался.
— Сколько же он молчал, этот твой закодированный? — спросил он наконец.
— С конца июня сорок второго, товарищ генерал.
— За это время знаешь сколько всего могли успеть там, за линией фронта?
— Знаю.
— Так почему же сразу лететь? Почему, к примеру, не хочешь, хотя бы для начала, прощупать его, используя в обратном направлении тот же канал связи?
— Зря только время потеряем, товарищ генерал.
— Почему?
— Если это подтасовка, они будут выуживать нас до тех пор, пока мы или не закроем это дело, или не клюнем на их приманку.
— Но что-то все же мы сможем понять? Хотя бы почувствовать какую-то фальшь?
— Сможем.
— Разве это уже не начало разгадки?
— А если на связь вышел именно тот самый Шефнер? — вопросом на вопрос ответил Круклис.
— Предварительный зондаж все равно не повредит.
— Да. Но если у него подготовлено нечто чрезвычайно срочное? Очень важное? О чем он хочет сообщить только мне?
Ефремов, как показалось Круклису, нахмурился еще больше.
— Ты определенно намерен встретиться непосредственно с ним? — спросил он.
— Да, — четко ответил Круклис.
— А если это практически окажется совершенно невозможным?
— Пустым, Василий Петрович, я не вернусь. Поверьте мне, уж что-нибудь этакое, что наверняка избавит нас от лишней работы, я привезу.
— Кому работу поручишь здесь? — сдался Ефремов.
— Доронину. Его, кстати, для пользы дела давно уже пора выдвигать руководителем отдела. Работает очень старательно и квалифицированно, — заметил Круклис.
— Хорошо, выдвинем. Вот найдете Баранову, и выдвинем, — не стал возражать Ефремов. — А тебя очень прошу, Ян Францевич, понапрасну там не рискуй и долго не задерживайся. Отпускаю тебя только потому, что тогда обстановка заставила нас принять его условие. И потом, кроме тебя, там действительно быстро никто как следует во всем этом не разберется.
