— В девятьсот четырнадцатом, товарищ полковник, — доложил Доронин.
— Вот видите! А что представлял собой этот четырнадцатый год? Начало Первой мировой войны — раз, и уже предреволюционное время — два! И в канцелярии полицмейстера, могу вас уверить, знали об этом лучше, чем где бы то ни было. Так что подумать о будущем было совсем нелишне. Сколько же она проучилась?
— Три года, товарищ полковник. Закончила третий курс и уехала в Сызрань, — ответил Доронин. — В двадцать четвертом вернулась в Ленинград, продолжила учебу и закончила ее в двадцать шестом.
— И пригодилось! Одна осталась, без диплома что бы делала?
— Пригодилось, товарищ полковник, — согласился Доронин. — И профессия хлебная, и прикрытие надежное.
— Накуролесила, — снова в раздумье проговорил Круклис, — и уехала, как вы говорите, в Ригу.
— Дворник Назаров так утверждает с ее слов, товарищ полковник. Но ведь как это сейчас проверишь?
— И проверять не надо, Владимир Иванович, — решительно сказал Круклис. — В Ригу она не ездила. Делать ей там нечего. Вы подумайте: могла она что-нибудь знать о сроках начала войны?
— Вряд ли, товарищ полковник, — откровенно ответил Доронин. — Теперь уже доподлинно известно, какое огромное значение немцы придавали внезапности своего нападения. Кто бы стал рисковать таким секретом и предупреждать ее?
— А я думаю и уверен, что предупредили, — сказал Круклис. — День и час, конечно, не указывали, а команду «Уезжай!» — дали. И куда? Да еще глубже в наш тыл. Москву, по их планам, должны были взять! Так зачем же ей было тут оставаться? Нет, ни здесь, ни в Риге ей точно делать нечего… Искать ее будем у себя в тылу, Владимир Иванович. Но не может быть, чтобы она не оставила здесь своих связных. От службы перехвата никаких сведений не поступало?
— От них — нет. Ни одной неизвестной радиопередачи из Москвы и ее окрестностей запеленговано не было. Но очень интересные сведения сообщил тот же Назаров.
— Что именно? — живо заинтересовался Круклис.
Доронин доложил полковнику все, что узнал от бывшего дворника о племяннике Барановой.
— На основании сделанных Назаровым и его семьей портретных описаний так называемого племянника наши специалисты создали фоторобот. Вот он, — сказал Доронин, достал из папки еще одну фотографию и также передал ее Круклису.
— Совсем хорошо, — улыбнулся полковник, кивнув на папку. — Может быть, у вас там еще что-нибудь припрятано?
— К сожалению, это пока все, товарищ полковник, — развел руками Доронин. — Но мы проверили одно сопоставление. Время выхода в эфир запеленгованного нашими специалистами неизвестного нам передатчика в конце сентября этого года примерно совпадает по срокам с визитом «Племянника» к Барановой. Можно предположить, что он все-таки побывал на квартире врача и сообщил об этом своим шефам.
— Правильный вывод, Владимир Иванович, — согласился Круклис. — Но остается неясным еще один очень важный вопрос: зачем он туда ходил? Что ему там было надо?
— А может быть, кто-то? И он надеялся там его встретить? — высказал предположение Доронин.
Круклис рассмеялся.
— Вернулась сама Баранова и там его ждала?
— Ну, о ней-то я как раз думал меньше всего, — ответил Доронин.
— И другой никто быть там не мог, — решительно отверг эту версию полковник. — Ему там было нужно что-то! Но что именно?
— Какие-то вещи… — не очень уверенно начал нащупывать Доронин.
Круклис кивнул:
— Допускаю. Драгоценности. Но ведь он знал, что квартиру уже обворовали?
— Документы, — продолжал Доронин.
— Думаю, что это точнее…
— Но какие?
— А любые! Хотя бы тот же диплом, который так вам помог.
— Вы допускаете, что она могла его оставить?
— А почему бы и нет? Кто возит с собой дипломы? Свидетельства о рождении? Свидетельства о браке?
— Но Баранова это не «кто»! Она за собой следов не оставляет! — напомнил Доронин.
— Согласен, — не стал упорствовать Круклис. — Значит, что-то другое. То, что она оставила! И может быть, даже нарочно оставила.
— Так, может, он приходил за фотографиями? Ведь мы давно уже предположили, что кто-нибудь должен за ними прийти!
— Вот эта версия самая правдоподобная! — подумав, сказал Круклис. Помолчал. Закурил. Потом добавил: — Но разрабатывать я ее соглашусь только после того, как мы точно установим, какие конкретные объекты и с какой целью на этих фотографиях запечатлены.
— Экспертиза определила почти все…
— Почти! — сделал упор на это слово Круклис. — А вот там есть еще пять или шесть подворотен, они что, случайно попали в объектив?
— Пока не знаю, — признался Доронин.
— И что это за подворотни? В каких домах? Где стоят эти дома? — сразу задал несколько вопросов Круклис.
Доронин не ответил и на них.
— Не будем знать это — не будем уверены в том, что напали на верный след, — сделал вывод Круклис.
— Тогда придется повторить экспертизу. И провести ее более тщательно, — сказал Доронин.
Круклис будто ждал этого предложения и в ответ только безнадежно махнул рукой.
— Что экспертиза, Владимир Иванович, в данном случае? Ну она подтвердит, что на фотографиях снят Крымский мост, а не Каменный и не Москворецкий. Укажет точно место, откуда велась съемка. Но на наши вопросы она не ответит. На них ответит только тот, кто в деталях знает архитектуру города. Кто помнит все каменные и чугунные узоры прошлого и настоящего. Вот смотри: на этом фото — ворота как ворота. А вот этот фриз? Ну что о нем скажет экспертиза? Да ничего, разве что сообщит самые общие сведения. А для кого-то этот каменный бордюр — целая история. И кто-то точно скажет, что таких в Москве всего два или три. И один из них на Таганке, бывшем доме купца Пивоварова. Второй — на Волхонке и третий— на Остоженке — ныне Метростроевской улице. И это будет то, что нам надо. Поэтому, дорогой Владимир Иванович, пошли-ка ты Медведева в Музей истории и реконструкции Москвы. Пусть он найдет там этакого влюбленного в свое дело специалиста. И пусть попросит его разгадать этот кроссворд. А когда мы получим от него ясные и точные ответы, тогда решим, что нам делать дальше.
Глава 28
Сообщение о начале нового советского наступления на Украине вызвало в «Вольфшанце» переполох. Гитлер немедленно потребовал к себе начальника Генерального штаба сухопутных войск Цейтцлера. И едва тот вошел к нему, потрясая в воздухе шифровкой, в негодовании спросил:
— Что это? Что это, спрашиваю я вас, Цейтцлер?
Начальник Генштаба уже был в курсе событий. Поэтому ответил без обиняков:
— По-моему, мой фюрер, там началось зимнее наступление.
