Вместе с ящиками на полигон прибыл их хозяин, так по крайней мере решила охрана, какой-то господин в штатской одежде. Он покрикивал на солдат и требовал, чтобы они поосторожнее обращались с ящиками. Что там было, солдаты не знали. Не знали они и гражданского господина. А если бы даже им и стала известна его фамилия, они все равно бы не поняли, что он один из создателей «панцеркнакке». А оба ящика набиты этими снарядами по самые крышки.
Хранилище заперли. Возле него выставили пост.
Шефнер тоже ничего не знал о содержимом ящиков. Но господина Пфлюкера он несколько раз встречал на военных заводах, когда получал для испытаний боевую технику. Однажды их даже познакомили. Они тогда пожали друг другу руки и раскланялись. И хотя Пфлюкера сразу же взяли под свою опеку Этцен и Вёлер, Шефнер решил непременно напомнить берлинскому специалисту об их былой встрече. Одно казалось Шефнеру более или менее определенным. Пфлюкер был специалистом по боеприпасам. И можно было предполагать, что он привез. Но что конкретно? И почему это доверено охранять только эсэсовцам, да еще из «Русланд-Норда»? Не означает ли это, что и сам Пфлюкер стал работать на эту шпионскую контору? Однако ни встретиться с Пфлюкером в ближайшие три-четыре дня, ни узнать что-либо о его грузе Шефнеру не удалось. Вскоре на полигон прибыло еще одно гражданское лицо. И тайна железных ящиков мало-помалу стала приоткрываться. Лицом этим был Политов.
Он прибыл не один. Его сопровождал гауптшарфюрер Кранц, тот самый соглядатай-переводчик, который был при нем на курсах «Ораниенбург». Во время пребывания Политова и Шиловой в Берлине Кранц обслуживал их на отдыхе. А потом вместе с Политовым выехал в Ригу и далее на полигон. Шилова на некоторое время задержалась в Берлине. Здесь специалисты из РСХА знакомили ее с новейшей портативной радиоаппаратурой, обучали шифровальному делу и тайнописи. Все это, по мнению Хенгельхаупта, непременно должно будет понадобиться в Москве. Итак, Шилова обучалась, Политов тоже. День после дороги ему дали на отдых. В это время команда эсэсовцев под руководством Пфлюкера и Этцена что-то спешно сооружала в хранилище. В ход шли доски и металлические листы разной величины. Из досок что-то сколачивали, стук молотков отчетливо был слышен за стенами хранилища, металлические листы резали и сваривали автогеном. К вечеру все работы были закончены. И на следующий день в хранилище уже вовсю орудовали Пфлюкер, прибывший второй гражданский Этцен, Вёлер и Кранц. Что они там делали, никто из служащих полигона так и не узнал. Эсэсовцы никого не подпускали к хранилищу даже близко. Но если никто ничего не видел, то слышали все. В хранилище то и дело что-то шипело, будто какая-то машина спускала пар, и грохало.
Настороженно прислушивался к этим звукам и Шефнер. Для него они не были непонятными, таинственными. Он-то знал, что шипел горящий порох в соплах реактивных снарядов. А грохали разрывы зарядов. Но совершенно было неясно, что это были за снаряды и из каких пусковых установок велась ими стрельба. Было непонятно и то, почему испытывают это секретное оружие не солдаты, а какой-то русский, за которым по пятам ходит переводчик-гауптшарфюрер, прибывший на полигон специально с этой миссией, как и Пфлюкер, откуда-то из-под Берлина? Шефнер понимал, что «триста тридцать третьему» в Москве знать о том, что происходит в хранилище, еще нужнее, чем ему. Но пока что ответом на все интересующие его вопросы были лишь ото всюду торчащие автоматы эсэсовцев. Некоторую надежду на успех в раскрытии таинства вселяла лишь уверенность в то, что дело одной стрельбой в хранилище не кончится. Что события будут развиваться, нарастать. Ведь не зря же на полигон пригнали «кадиллак», который пока что без действия стоит под охраной. Однако ждать пассивно не хотелось. И Шефнер как-то за ужином обменялся мнением с начальником полигона, оберст-лейтенантом Гюнтером.
— Не присутствуем ли мы с вами, шеф, при создании того чудо-оружия, о котором так давно трубят наши газеты? — мягко осведомился он.
Грузный, категоричный оберст-лейтенант в ответ скривил кислую ухмылку.
— Это вы про что?
— В артхранилище с утра до вечера шипит и грохочет, — кивнул в сторону бетонной постройки Шефнер.
— Вот именно «шипит», — презрительно выпятил губу Гюнтер. — А когда шипит, Вальтер, это уже не чудо!
— Как знать, — интригующе заметил Шефнер.
— Вот я знаю, потому и говорю, — ответил Гюнтер.
— Тогда, конечно, — разочарованно согласился Шефнер.
Но Гюнтера, очевидно, что-то задело.
— Фронт трещит! Надо выбивать русские танки! А они занимаются какими-то пшикалками! Да еще делают из этого бог знает какую тайну! — сердито проговорил он.
Гюнтер был на фронте с сорок первого по сорок третий год. Грудь его украшена орденами. Но во время операции «Цитадель» он был тяжело ранен, стал прихрамывать. Врачи признали его негодным к строевой службе. Но, учитывая его боевые заслуги и особенно ощутимую нехватку офицерского состава, Гюнтера из верхмахта не уволили, а направили служить в тыловое подразделение.
— А зачем они пригнали к нам этот роскошный лимузин? — снова спросил Шефнер.
— Зачем? — Гюнтер встал из-за стола. — Спросите, Вальтер, у них самих. Может быть, с вами они захотят разговаривать на эту тему.
Шефнер понял, что его шефу, так же как и ему, толком ничего не известно. Потому он так сердито и разговаривает, что эсэсовцы не желают делиться с ним своими секретами.
И все же что-то ему, очевидно, удалось пронюхать. Что-то он имел в виду явно конкретное, называя это «пшикалками» и утверждая, что он «знает». А вот что именно, об этом Гюнтер предпочел умолчать. И возможно, Шефнер так и остался бы с одними своими догадками. Но спустя несколько дней после этого разговора на полигоне, а точнее, в артхранилище произошло совершенно непредвиденное происшествие. Во время очередной стрельбы одна из «пшикалок» то ли по вине стреляющего, то ли по какой-то другой причине вдруг устремилась вверх, мгновенно прожгла узкой и длинной, как меч, струей ослепительного пламени кровельное железо, вырвалась из хранилища наружу и, разлетевшись на куски, осыпалась осколками на земле. Из ворот хранилища тотчас же выскочили Пфлюкер, Этцен и Вёлер. Ничего не понимая, вытаращил глаза на крышу стоявший возле ворот эсэсовец. Пфлюкер что-то сказал Этцену, и тот сразу же приказал Вёлеру поднять на ноги людей и собрать все осколки. На эту работу выгнали всех свободных от службы солдат, и в том числе полицейских охраны. Среди них был и Ермилов. Они провозились с поисками почти до темноты. И больше затоптали в грязь то, что осталось от «пшикалки», чем нашли. Но и эти остатки Пфлюкер забрал в хранилище. Стрельб в тот день больше уже не было. А вечером в столовой Шефнера встретил Ермилов и передал ему что-то, завернутое в бумагу.
— Это то, что я нашел, господин майор, — негромко сказал он.
Шефнер немедленно спрятал находку в карман и огляделся по сторонам. В коридорчике никого, кроме них, не было.
— А ты видел, как он через крышу вылетал? — спросил Шефнер.
— Никак нет, господин майор. Сам не видел. А другие видели, — ответил Ермилов.
