После школы практикуюсь с Мадоком. Он показывает мне особенно ловкий блок, и я повторяю его снова и снова, с каждым разом все лучше и быстрее, чем удивляю даже самого генерала.
Потная и запыхавшаяся, возвращаюсь в дом и вижу Оука, бегущего куда-то и тянущего за собой на грязной веревке мягкую игрушку, змею, явно украденную из моей комнаты.
— Оук! — зову я его, но он взбегает по лестнице и исчезает.
Умываюсь в ванной, а потом у себя в комнате разбираю школьную сумку. В самом низу, в уголке, завернутый в обрывок бумаги, лежит изъеденный червяками эльфийский фрукт, который я подобрала по дороге домой. Кладу находку на поднос и натягиваю кожаные перчатки. Потом достаю нож и режу плод на кусочки. Крохотные полоски мягкого, вязкого золотистого фрукта.
Сведения об эльфийских ядах я отыскала в пыльных, захватанных пальцами книгах в библиотеке Мадока. Прочитала о растущих на деревьях
бледных грибах, о грибах-румянах, на которых при прикосновении выступают напоминающие кровь капли красной жидкости. В небольших дозах они вызывают паралич, в больших — смертельно опасны даже для фейри. Есть еще «сладкая смерть», вызывающая сон длиною в сто лет, и «дух-ягода», разгоняющая кровь так, что сердце в конце концов останавливается. И, конечно, эльфийский фрукт, названный в одной книге «вечным яблоком».
Я достаю вынесенную из кухни бутыль соснового ликера, густого, как древесный сок, и погружаю в него фрукт — для сохранения свежим.
Дрожат руки.
В последнюю очередь я пробую его языком — ударяет так сильно, что я стискиваю зубы. Потом достаю другие трофеи. Лист дух-ягоды из дворцового сада. Лепесток цветка «сладкой смерти». И крохотную капельку сока румяного гриба. От каждого образца отрезаю мельчайший кусочек и проглатываю. Это и есть митридатизм. Забавное словечко, да? Так называется процесс употребления яда для выработки иммунитета. Если сейчас я не умру, то потом убить меня будет труднее.
К обеду не спускаюсь. Меня тошнит, трясет и бросает в пот. Засыпаю поближе к ванной, растянувшись на полу.
Там меня и находит Призрак. Прихожу в себя оттого, что он тычет мне в живот мыском сапога. Я бы закричала, если бы не чувствовала себя так плохо.
— Вставай, Джуд. Таракан хочет, чтобы ты потренировалась сегодня.
Заставляю себя подняться, ни на что другое просто нет сил.
Выходим на росистую траву. Первые лучи солнца уже ползут через остров. Призрак показывает, как бесшумно карабкаться на деревья. Как ставить ногу, чтобы под ней не треснула ветка и не хрустнул сухой лист. Я думала, что научилась кое-чему на уроках во дворце, но он указывает мне на ошибки, которых не заметили и не поправили учителя. Делаю одно и то же раз за разом, но в основном неудачно.
— Хорошо, — говорит Призрак, когда у меня начинают дрожать мышцы. Говорит он так мало, что от звука его голоса я вздрагиваю. Почти закругленные уши, карие глаза и светло-русые волосы помогли бы ему сойти за человека даже легче, чем, например, Виви, но при этом он остается для меня непонятным чужаком, более спокойным и бесстрастным, чем она.
Солнце уже почти поднялось, и листья окрашиваются в золото.
— Продолжай практиковаться. Используй своих сестер. — Призрак усмехается, светлые волосы падают на глаза, и он вдруг выглядит моложе даже меня. Впрочем, может быть и моложе.
Он уходит, как будто исчезает, а я возвращаюсь в дом и проверяю приобретенные навыки, чтобы неслышно пройти по лестнице мимо слуг. Поднимаюсь в комнату и на этот раз падаю уже на кровать.
Поднявшись утром, повторяю все, чему научилась накануне, еще раз.
ГЛАВА 16
Лекции высиживаю с трудом. Во-первых, мне плохо. Организм сражается с теми ядами, что я проглотила накануне. Во-вторых, меня вымотали тренировки — сначала с Мадоком, потом с Призраком, посланцем Двора теней принца Дайна. Мадок поставил задачу: двенадцать рыцарей-гоблинов штурмуют крепость, которую защищают девять необученных джентри. Поставил и теперь каждый вечер, после ужина, требует ответа. Таракан приказывает учиться незаметному передвижению в толпе придворных и подслушивать разговор, не выказывая к нему интереса. Бомба рассказывает, как обнаружить слабое место у здания и точку пережатия на теле. Призрак показывает, как свеситься с балки и остаться незамеченным, как правильно целиться при стрельбе из арбалета и как унять дрожь в руках. Дважды мне дают практические поручения. В первом случае я краду во дворце адресованное Эловин письмо со стола одного рыцаря. Во втором, переодевшись невестой, проникаю во время вечеринки в личные апартаменты красавицы Тараканд, одной из супруг принца Балекина, и забираю со стола кольцо. В обоих случаях знать истинное значение похищенного мне не позволено.
На занятиях я сижу вместе с Карданом, Никасией, Валерианом и остальными, всеми теми, кто потешался, видя мое унижение. Я не даю им повода торжествовать, не бегу и не прячусь, но после того случая с эльфийским яблоком никаких стычек больше нет. Я выжидаю, и они, судя по всему, делают то же самое. Разумеется, я не настолько глупа, чтобы думать, будто в нашем с ними деле поставлена точка.
Локк продолжает флиртовать и во время ланча, когда мы с Тарин расстилаем одеяло, подсаживается к нам и наблюдает закат. Иногда он провожает меня через лес и целует на прощание у границы владений Мадока. Горечь яда на моих губах остается, похоже, незамеченной.
Не могу понять, что он нашел во мне, но, как бы там ни было, такое внимание приятно. Тарин, кажется, тоже этого не понимает и поглядывает на Локка с недоверием и подозрением. Поскольку я беспокоюсь из-за ее загадочного избранника, нет ничего странного в том, что она беспокоится из-за моего.
— Развлекаешься? — спрашивает Локка Никасия, не замечая, что я стою поблизости. — Имей в виду, Кардан не простит тебя за то, что ты делаешь с ней.
Пройти мимо, не дождавшись ответа, невозможно. Но Локк только смеется.
— А может, он злится из-за того, что ты предпочла ему меня? Или потому, что я выбрал не тебя, а смертную?
Я вздрагиваю: уж не ослышалась ли?
Никасия открывает рот, но замечает наконец меня и, скривив губы, роняет:
— Мышка-малышка, не верь его сладким речам.
Таракан бы, наверно, разуверился во мне, видя, как неуклюже применяю я приобретенные навыки в полевых условиях. Я не сделала ничего из того, чему он меня учил: не скрылась из виду, не смешалась с другими, чтобы остаться незамеченной. Если во всем и есть что-то хорошее, так это то, что теперь уже никто не заподозрит во мне шпионку.
— Так что, простил тебя Кардан? — спрашиваю у нее и с удовлетворением отмечаю растерянное, болезненное выражение. — Жаль. Расположение принца — большое дело.
— А зачем мне принцы? — раздраженно отвечает она. — Моя мама — королева!
О ее матери, королеве Орлаг, я многое могла бы рассказать — о том, например, что она планирует отравление, — но приходится держать рот на замке. С довольной улыбкой иду к тому месту, где сидит Тарин.
