Например, исчезну вместе с Виви.
Или выторгую себе рыцарство. Останусь и буду защищать Оука, попробую оградить его от влияния Мадока. Конечно, у меня мало возможностей для этого.
Что случится, если я удалю Мадока из этой схемы? Тогда Двор теней не получит золота, торговаться будет не с кем. Придется как-то добывать корону и возлагать ее на голову Оука. И что потом? Мадок все равно станет регентом. Я не сумею остановить его. И Оук будет слушаться его. Мальчик станет марионеткой, жить ему придется в условиях постоянной опасности.
Если только каким-то способом не короновать его и увезти из Волшебной страны. Он станет Верховным Королем в изгнании. А когда вырастет и будет готов, может вернуться в ореоле власти, символом которой является корона Зеленого вереска. До возвращения Оука Мадок сумеет справиться с Волшебной страной, но у него не будет возможности воспитать мальчика таким же кровожадным и воинственным. Не будет абсолютной власти, которую он получит в качестве регента при Верховном Короле. А если бы Оук получил поддержку мира людей, то можно надеяться, по возвращении в Волшебную страну сохранил бы доброе отношение к тому месту, где вырос, и к тем людям, с которыми там встретился.
Десять лет. Если мы удалим Оука из Волшебной страны на десять лет, то он вырастет такой личностью, какой и должен быть.
Конечно, к тому времени может получиться и так, что ему придется отвоевывать трон. Кто-нибудь — вероятно, Мадок или Балекин, или даже кто-то из малых королей и королев, — сумеет засесть на троне, как паук, и сплести паутину собственной власти.
Искоса смотрю на черную поверхность воды. Если бы только существовал способ сохранить трон незанятым достаточно долго, пока Оук не достигнет зрелого возраста вдали от всех этих войн, планируемых Мадоком, вдали от всяких регентов.
Я встаю, потому что приняла решение. К добру или ко злу, теперь я знаю, что делать. У меня есть план. Мадок мою стратегию не одобрил бы. Ему нравятся планы, в которых победы можно достичь разнообразными способами. В моем случае способ только один, и применяется он с дальним прицелом.
Выпрямляясь, я случайно замечаю в воде свое отражение. Всматриваюсь и понимаю, что это не я. Озеро масок никогда не отражает твое собственное лицо. Я подкрадываюсь поближе к воде. В небе ярко светит полная луна, света хватает, чтобы я рассмотрела образ моей матери, смотрящей на меня. Она моложе, чем мне помнится. И она хохочет, зовет кого-то, но я пока не вижу кого.
Мама показывает кому-то на меня сквозь время, разделяющее нас. Что-то говорит, и я читаю по губам. «Смотри! Человеческая девочка». Кажется, я ей нравлюсь.
Потом к ней присоединяется отражение Мадока, и он обнимает ее за талию. Он не выглядит моложе, чем сейчас, но я никогда не видела такой открытости в его лице. Мадок машет мне рукой.
Я для них чужая.
Мне хочется крикнуть: «Беги!» Но, конечно, такого совета ей давать не следует.
Когда я вхожу в комнату, Бомба поднимает взгляд. Она сидит за деревянным столом и отмеривает порции сероватого порошка. Перед ней несколько стеклянных шаров, закрытых пробковыми затычками. Ее великолепные белые волосы собраны на макушке и перевязаны обрывком грязной бечевки. Нос вымазан сажей.
— Остальные в задней комнате, — говорит она. — Вместе с маленьким принцем, легли поспать.
Вздыхая, сажусь за стол. Я перенапряглась, обдумывая план действий, и теперь сил не осталось.
— Найдется что-нибудь поесть?
Заполняя очередной шар и осторожно укладывая его в корзину возле своих ног, она мимоходом ухмыляется.
— Призрак нашел где-то черного хлеба и масла. Мы ели колбасу, а вино кончилось, но сыр еще должен остаться.
Я шарю в кухонном шкафу, достаю еду и машинально жую. Наливаю себе чашку бодрящего, крепкого чая с фенхелем. Самочувствие немного улучшается. Некоторое время наблюдаю, как она готовит свои боеприпасы. Во время работы Бомба негромко насвистывает и при этом фальшивит. Мне странно это слышать — большая часть фейри одарена музыкальным слухом, но мне нравится ее исполнение. Оно веселее, легче и не так навязчиво.
— Куда ты направишься, когда все это закончится? — интересуюсь я.
Она смотрит на меня с озадаченным видом.
— С чего ты решила, что я куда-то собираюсь?
Глядя в свою почти пустую чашку, хмурюсь.
— Потому что Дайна больше нет. И разве Призрак с Тараканом не собираются уходить? Ты с ними не пойдешь?
Бомба пожимает своими худенькими плечами и показывает босой ступней на корзину.
— Видишь это?
Киваю головой.
— С ними неудобно путешествовать. Я хочу остаться здесь, с тобой. Ведь теперь у тебя есть план, верно?
Я слишком смущена и не знаю, что сказать. Открываю рот и принимаюсь что-то лепетать. Она смеется.
— Кардан сказал, что есть. Что если бы ты была готова совершить сделку, то уже совершила бы ее. И если бы собиралась предать нас, то тоже уже сделала бы это.
— Но, гм... — начинаю я и тут теряю мысль. Что-то насчет того, что не надо придавать его словам большого значения...— А что остальные думают?
Бомба снова принимается заряжать свои шары.
— Они не сказали, но никому из нас Балекин не нравится. Если у тебя есть план, что ж, тем лучше для тебя. Но если хочешь заполучить нас на свою сторону, то тебе не следует быть такой скрытной.
Глубоко вздохнув, я решаю, что мне может потребоваться помощь, если действительно решусь на это дело.
— Что ты думаешь насчет того, чтобы украсть корону? Прямо под носом у королей и королев Волшебной страны?
Уголки ее губ приподнимаются.
— Просто скажи, что я должна взорвать.
Двадцатью минутами позже я зажигаю огарок свечи и направляюсь в комнатушку с койками. Как и говорила Бомба, на одной из них вытянулся Кардан, он выглядит до отвращения привлекательным. Перед сном он умыл лицо, снял камзол, свернул его и положил под голову вместо подушки. Я трогаю его за руку, он мгновенно просыпается и делает движение ладонью, словно отгоняет меня.
— Ш-ш-ш, — шиплю я. — Не разбуди остальных. Надо поговорить.
— Уходи. Ты обещала, что не убьешь меня, если отвечу на твои вопросы, и я ответил. — Он больше не говорит как мальчик, который меня целовал, изнемогая от желания; это было всего несколько часов назад. Теперь его голос звучит сонно, надменно и рассерженно.
— Я хочу предложить тебе кое-что получше жизни, — говорю я. — А теперь пойдем.
Он встает, надевает камзол и следует за мной в кабинет Дайна. Там он прислоняется плечом к дверному косяку. Веки опухли, волосы спутались. Смотрю на него, и меня бросает в жар от стыда.
— Уверена, что привела меня сюда только для разговора?
Оказывается, если кто-то поцеловал, то мысль о возможности новых поцелуев становится навязчивой, как бы страшно ни было в первый раз. Прямо между нами в воздухе повисает воспоминание о губах.
