Изобилие предметов, выкопанных теперь французами, наводило на мысль, что этот район имел многочисленные связи с главными ближневосточными цивилизациями последней половины II тысячелетия до н. э., которую американский египтолог Дж. Г. Брэстед однажды удачно назвал эрой «первого интернационализма».
Шеффер и Шане раскопали изящные минойские и микенские вазы, лежавшие бок о бок с огромными местными кувшинами, «достойными собратьями кувшинов из сказки об Али-Бабе». В нескольких местах они наткнулись на большие, «очень натуралистически выполненные» фаллосы. Примерно в центре захоронения, где до сих пор встречались только кости животных, а не человека, французы обнаружили клад статуэток и других драгоценных изделий, исполненных с большим мастерством; среди них были изображения финикийских, египетских и минойских божеств. Когда золотая пластинка с изображением обнаженной богини любви Астарты сверкнула среди окружавших ее изысканных ювелирных изделий, Шеффер телеграфировал в Париж, перефразируя Шлимана: «Сокровище Минет-эль-Бейды найдено».
Хотя и обрадованные неожиданными находками, французские археологи стали в тупик перед задачей идентификации культуры, к которой принадлежал этот сирийский некрополь. Пожалуй, могилы свидетельствовали в основном об эгейском (т. е. неазиатском) влиянии. С другой стороны, обнаружились явные признаки элементов своеобразной местной культуры и черты египетского и хеттско-анатолийского происхождения. Никакое удовлетворительное решение этой загадки не представлялось возможным до тех пор, пока не был раскопан город, которому некрополь должен был принадлежать. Не окажется ли он просто колонией микенских торговцев и моряков? Древний морской порт предстояло еще найти.
Знойное сирийское лето было в разгаре, когда Шеффер решил перенести работы завершающих недель первой кампании в Рас-Шамру, примерно в полумиле от залива, в глубь страны. Это был холм, на который уже обращал внимание Дюссо. Возвышенность высотой в 65 футов образовывала на вершине большой прямоугольник, площадью примерно 3000x1960 футов. Холм очень удобно располагался между двух журчащих ручьев, у места их слияния, но геологически он, казалось, не соответствовал топографии прибрежной равнины. Это мог быть курган или холм, поднявшийся до нынешней высоты в результате длительного обитания людей, время от времени прерываемого разрушением и полной заброшенностью. Это предположение было подтверждено не только почти сразу сделанной находкой довольно крупного города, связанного с некрополем Минет-эль-Бейды, но и впоследствии, когда Шеффер проник в самый нижний слой, который ясно указывал на неолитическое поселение, современное месопотамскому Тель-Хассуну VI–V тысячелетий до н. э. (палеолитические остатки на окружающей равнине свидетельствуют о том, что homo sapiens скитался здесь еще со времени появления первых людей в Сирии).
Всего в холме было пять основных слоев, которые в ходе нескольких раскопок помогли проследить эволюцию города и выявить его политические и культурные особенности. Второй снизу слой (IV), как и самый нижний (V), принадлежал к неолитической эпохе, примерно к 4000–3500 гг. до н. э. Он содержит эльобейдский тип керамики, характерный для месопотамских городищ этого времени. В слое III появляется совершенно новый элемент, возможно обязанный приходу семитической народности аморитов, которым предстояло образовать господствующую этническую группу в Сирии и которые стали известны как ханаанеяне или финикийцы. Не намного позднее, в III тысячелетии до н. э., отмечено египетское проникновение. Есть, например, вотивные статуи, поднесенные фараонами (и, может быть, их сирийскими женами), некоторые с иероглифическими надписями. Картина становится более сложной во II тысячелетии, во время наивысшего расцвета города, когда при «строителях империи» Нового царства, в основном при Тутмосе III, вся Сирия была завоевана Египтом. Борьба за власть, развернувшаяся на Ближнем Востоке с упадком Нового царства, столь точно изображенном в дипломатической переписке из Тель-эль-Амарны, оставила следы в виде хурритских, митаннийских, хеттских и ассирийских набегов. В XIV в. Рас-Шамра, вероятно, на короткое время подчинилась хеттскому правителю Суппилулиуме, после чего вновь утвердился Египет. Окончательный упадок наступил с высадкой «норманнов древности» — загадочного «народа моря», о котором иногда думают, что это были филистимляне, занятые в то время приобретением более прочного плацдарма вдоль побережья Южной Палестины. Возможно также, что последний удар был нанесен ассирийскими завоевателями в XII в.
[22]Что касается микенцев и минойцев, то, вероятнее всего, их влияние ограничивалось в основном торговлей и культурой. Эти европейские купцы, по-видимому, основали богатую иностранную колонию в Рас-Шамре II тысячелетия, которая была своего рода древним Шанхаем.
Но историческую судьбу Рас-Шамры предстояло еще выяснять в течение ряда лет. Для первого проникновения в холм, в мае 1929 г., Шеффер избрал самую высокую точку на стороне, выходящей на гавань, где, как он думал, стоял царский дворец. Кроме того, ходили слухи, что именно на полуразмытом склоне, внизу, были найдены печати. Едва землекопы Шеффера сняли тонкий слой почвы, как появились стены большого здания (позднее оно оказалось святилищем). Зола и сажа пристали к разрушенным блокам и теперь пачкали руки землекопов. Бронзовый кинжал и гвозди, изогнутые под воздействием сильного жара, поведали о том, что здание было уничтожено пожаром. Различная утварь и египетские статуи помогли определить возраст — примерно XIII в. На одной гранитной статуе, подаренной фараоном, была иероглифическая надпись, что позволяло отнести ее к периоду египетской имперской экспансии эпохи Нового царства.
Статуя была посвящена богу Сету Цапунскому. Стало очевидным, что крепкие связи с Египтом существовали уже много лет. Позднее французы заметили, что большое число египетских изображений было умышленно изуродовано, что, весьма вероятно, является признаком упадка египетского влияния и международного разлада.
На этой, ранней, стадии раскопок данные о прошлом города были, естественно, неполными. Но можно было быть уверенным, что у Рас-Шамры долгая история и она являлась чем-то большим, чем просто эгейской или микенской колонией. Поскольку в то время не было подтверждающих данных из других источников, недостающие звенья предстояло найти с помощью лопаты. И тут археологам повезло. Шеффер и его люди производили раскопки широким полукругом вокруг так называемого дворца. На восточной стороне они раскопали другое довольно большое здание, по обеим сторонам которого, как потом оказалось, находились большие храмы Баала и Дагона. Внутри здания было много маленьких помещений одинакового размера, сгруппированных вокруг центрального внутреннего двора. Шеффер решил вначале, что эти камеры служили кладовыми. Но 14 мая 1929 г. он нашел в углу одной из камер, среди пепла и камней, глиняную табличку с клинописью. Сомнений не оставалось: здесь была библиотека.
Перед этой находкой бледнели все роскошные погребальные камеры, великолепные ювелирные изделия, статуи, рельефы и предметы искусства. Вот наконец они, дюжины глиняных табличек из древней сирийской земли. Некоторые были сложены одна на другую в определенном порядке; несколько других оказались вмурованы в стены — может быть, как строительный материал. Нужна была особая осторожность при извлечении табличек, так как огонь и другие неблагоприятные условия сделали их крайне хрупкими. После успешного окончания этой деликатной операции французские археологи могли быть уверены, что обнаружили подлинное сокровище Рас-Шамры. До конца сезона извлекли более пятидесяти табличек, значительное число их было выявлено и в последующих экспедициях, ежегодно снаряжаемых до 1939 г, и возобновившихся в 1948 г. В 1953 г. при раскопках царского дворца Шеффер нашел главный дипломатический архив.
