Граф Лестер повел лондонцев и прочих мятежников в Льюис, что в графстве Сассекс, где стояло лагерем королевское войско. Прежде чем вступить в сражение с силами короля, граф обратился к своим воинам с такими словами: «Король Генрих Третий нарушил столько клятв, что сделался врагом Господа, а потому пусть каждый нашьет себе на грудь белый крест, как будто идет воевать не с братом христианином, а с турком». Обшившись белыми крестами, все ринулись в бой. Однако Лестер проиграл бы битву (ведь в стане короля были все находившиеся в Англии иноземцы, а также Джон Комин, Джон Бальоль и Роберт Брюс, пришедшие из Шотландии со своими людьми), если б не нетерпение принца Эдуарда, который, горя желанием расправиться с жителями Лондона, смешал ряды отцовской армии. Он был пленен, и с ним король, и с ними брат короля король Римский. Пять тысяч англичан остались лежать мертвыми на окровавленной траве.
За эту победу папа предал графа Лестера анафеме, на которую и граф и народ чихать хотели. Пользуясь народной любовью и поддержкой и имея в своих руках всю власть, Лестер был реальным королем, хотя как нельзя почтительнее обходился с Генрихом Третьим, повсюду таская его за собой, как старую потертую фигурную карту. В 1265 году от Рождества Христова граф Лестер созвал парламент — первый английский парламент, в избрании которого мог участвовать народ. День ото дня народ обожал графа все больше и больше и стоял за него горой.
Многие бароны и в особенности граф Глостер, превратившийся к тому времени в такого же гордеца, каким был его отец, прониклись завистью к этому могущественному и всеми любимому графу, тоже гордецу, и начали ковать против него крамолу. После сражения при Льюисе принца Эдуарда держали в заложниках и, хоть обращались с ним как с принцем, никогда не позволяли ему выезжать без свиты, состоящей из приближенных графа Лестера. Лорды-заговорщики нашли способ передать Эдуарду тайное послание с предложением устроить ему побег и сделать его своим предводителем, на что принц с радостью согласился.
И вот в условленный день после обеда он сказал своим телохранителям (происходило это в Херефорде): «В такую дивную погоду грех не прокатиться верхом по окрестностям». Поскольку телохранители тоже думали, что погалопировать по солнышку будет исключительно приятно, они выехали за город веселой маленькой кавалькадой. Когда ездоки оказались на прекрасном ровном поле, покрытом дерном, принц принялся сравнивать лошадей и биться об заклад, что эта проворнее той, а та проворнее этой. Телохранители, не подозревая подвоха, скакали на спор, пока их лошади не выдохлись. Сам принц лишь наблюдал за состязаниями с высоты своего седла и ставил деньги. Так они проразвлекались до вечера. Солнце уже садилось и лошади тихо шли вверх по пригорку — Эдуардова совсем свежая, а все остальные в мыле, — когда странный всадник на сером жеребце вдруг появился на вершине холма и махнул шляпой. «Что нужно этому парню?» — вопросили друг у друга телохранители. В ответ принц пришпорил коня, полетел во весь ДУХ, присоединился к группке всадников, вынырнувших из-под деревьев и сомкнувшихся вокруг него, и исчез в облаке пыли. На опустевшей дороге остались лишь ошарашенные телохранители, которые растерянно переглядывались, в то время как их лошади, свесив уши, тяжело водили боками.
Принц направился к графу Глостеру в Ладлоу. Граф Лестер с частью своего войска и глупым старым королем находился в Херефорде. Один из сыновей графа Лестера, Симон де Монфор, с другой частью войска расположился лагерем в Сассексе. Принц прежде всего хотел помешать соединению этих двух частей. Он напал на Симона де Монфора среди ночи, рассеял его рать, захватил его знамена и казну, а самого Симона загнал в замок Кенилворт — родовое именье Лестеров в Уорикшире.
Между тем его отец, граф Лестер, ничего не ведая о случившемся, выступил из Херефорда со своей частью войска и королем навстречу сыну. Ясным августовским утром он подошел к Ившему, омываемому чудесной рекой Эйвон. Глядя не без тревоги в сторону Кенилворта, граф увидал собственные знамена на марше, и его лицо осветилось радостью. Но оно потемнело, когда граф узнал, что знамена его пленены и в руках неприятеля. Тогда он сказал: «Все кончено! Да смилуется Господь над нашими душами, потому что наши тела в руках принца Эдуарда!»
Однако граф Лестер сражался как истинный рыцарь. Когда под ним рухнул конь, он продолжал драться пеший. Это была жестокая сеча, и кругом вырастали горы трупов. Старый король, торчавший, словно закованная в броню жердь, на огромном боевом коне, который его совершенно не слушался и нес туда, куда он вовсе не собирался соваться, только мешал сражающимся и чуть было не был зарублен воином своего сына. Но король ухитрился продудеть сквозь дырки забрала: «Я Генрих Винчестерский!», и принц, услыхав это, ухватил отцова коня за поводья и вывел из опасного места. Граф Лестер храбро бился, пока не потерял своего дражайшего сына Генриха и своих дражайших друзей, полегших с ним рядом. Тогда он пал, все еще отбиваясь, с мечом в руке. Роялисты опоганили труп графа и послали в дар одной благородной — и, наверно, пренеприятной — даме, которая была супругой его злейшего врага. Но они не могли опоганить его память в сердцах преданных ему англичан. Много лет спустя те любили графа Лестера больше, чем когда-либо, и почитали святым, и называли не иначе как «сэр Симон Праведный».
Дело, за которое он боролся, не умерло вместе с ним и восторжествовало над королем в самый час победы. Генрих принужден был уважать Великую хартию, как бы он ее ни ненавидел; издавать законы, близкие к законам великого графа Лестера; и наконец проявлять терпимость и милосердие к своим подданным — даже к лондонцам, которые так долго ему сопротивлялись. Прежде чем все это устроилось, случались еше бунты, но их успокоили вышеперечисленными уступками, и принц Эдуард неусыпно пекся о сохранении достигнутого мира. Некий сэр Ацам де Гурдон был последним недовольным рыцарем, поднявшим оружие. Победив его в единоборстве в лесу, принц благородно даровал сэру Адаму жизнь и протянул ему руку дружбы, вместо того чтобы вонзить в него клинок. Сэр Адам оказался благодарным человеком. Он навеки остался верен своему великодушному победителю.
Когда все смуты были усмирены, принц Эдуард и его кузен Генрих со множеством английских лордов и рыцарей отправились в крестовый поход на Святую землю. Четыре года спустя скончался король Римский, а еще через год (в 1272 году) упокоился его брат, бесцветный король Англии. Он дотянул до шестидесяти восьми лет, процарствовав пятьдесят шесть. Генрих Третий так же мало походил на венценосца в смерти, как мало походил на него в жизни. Во все времена он был лишь бледной тенью монарха.
Глава XVI. Англия во времена Эдуарда Первого, прозванного Долгоногим (1272 г. — 1307 г.)
Шел 1272 год от Рождества Христова, и привд Эдуард, наследник престола, находясь в далекой Святой земле, ничего не ведал о кончине отца. Однако бароны провозгласили его королем тотчас после Генрихова погребения, и народ охотно с этим согласился, ибо по горькому опыту знал, какими бедами чревата борьба за корону. Король Эдуард Первый, получивший за стройность ног не совсем лестное прозвище Долгоногий, был миролюбиво принят английской нацией.
