Эдуардовы ноги, хотя длинные и изящные, должны были быть еще и крепкими, чтобы пронести его через многие испытания в пламенных песках Азии, где крестоносцы сомлевали, мерли, разбегались и их малочисленные отряды словно таяли от жара. Но он не падал духом и говорил: «Я буду идти вперед, если даже со мной не останется никого, кроме моего оруженосца!»
Сей доблестный принц здорово потрепал турок. Он взял штурмом Назарет и — к моему великому сожалению — устроил в этом священном месте чудовищное избиение невинных людей. Оттуда он пошел на Акру, где заключил с султаном перемирие на десять лет. В Акре Эдуард едва не пал жертвою вероломства одного сарацинского вельможи, эмира Яффы, который, притворясь, будто подмывает принять христианство и хочет побольше узнать об этой религии, стал частенько засылать к Эдуарду своего верного слугу — с кинжалом в рукаве. И вот однажды, в необычайно знойную пятницу недели Пятидесятницы, когда песчаный ландшафт дымился под палящим солнцем, как огромный подгорелый сухарь, и Эдуард лежал раскинувшись на кушетке, облаченный лишь в легкий свободный халат, гонец с шоколадным лицом, пронзительными черными глазами и белозубой улыбкой проскользнул в комнату с письмом в руках и опустился на колени, словно ручной тигр. Но в то мгновение, когда Эдуард протянул руку за письмом, тигр прыгнул, метя ему в сердце. Он был проворен, однако Эдуард оказался проворнее. Он схватил вероломца за его шоколадное горло, повалил на пол и заколол тем самым кинжалом, который тот на него поднял. Клинок рассек Эдуарду руку, и ранение, хотя не тяжелое, могло повести к смерти, потому что острие было намазано адом. Но благодаря редкостному, по тем временам, хирургу, целебным травам и прежде всего его преданной жене Элеоноре, которая самоотверженно за ним ухаживала и, говорят, даже высосала ад из раны своими собственными алыми губками (во что мне очень хочется верить), Эдуард вскоре поправился и обрел прежнюю бодрость.
Поскольку августейший родитель давно донимал его мольбами вернуться на родину, он пустился в обратную дорогу. В Италии Эдуард повстречал нарочных, везших ему известие о кончине короля. Услыхав, что дома все спокойно, он не стал туда торопиться, а посетил папу и продефилировал по разным итальянским городам, где его восторженно приветствовали как могучего освободителя Святой земли, задаривали пурпурными мантиями и резвыми скакунами и провожали бурными овациями. Орущим до хрипоты людям было невдомек, что перед ними последний английский монарх, предпринявший крестовый поход, и что через двадцать лет турки вновь овладеют всеми святынями, за которые христиане пролили столько крови. Но это так!
Посреди равнины во Франции стоял и ныне стоит древний город Шалон. Когда Эдуард проходил мимо него по пути в Англию, злохитрый французский вельможа, граф Шалонский, передал ему учтивое приглашение на турнир, где королю и его рыцарям предлагалось побаловаться мечом и копьем в честных поединках с графом и его рыцарями. Короля предупреждали, что графу Шалонскому нельзя верить, что вместо потешного сражения он втайне готовит настоящее, в котором англичане должны быть разбиты превосходящими силами.
Однако бесстрашный Эдуард явился в указанное место в указанный день с тысячей воинов. Граф привел с собою две тысячи и не шутя напал на англичан. Тогда англичане с такой отвагой устремились вперед, что вскоре опрокинули всю графскую конницу и всю графскую рать. Сам граф ухитрился накинуть королю на шею петлю, но король в ответ на эту любезность повалил ловкача наземь и, спрыгнув с коня, принялся молотить по его железному панцирю, как кузнец по наковальне. Даже когда граф признал себя побежденным и протянул противнику свой меч, король не снизошел до того, чтобы его принять, а велел отдать оружие простому солдату. Схватка при Шалоне была столь ожесточенной, что впоследствии ее назвали малой Каталаунской (или Шалонской) битвой.
Наслышавшись обо всех этих подвигах, англичане преисполнились гордостью за своего короля. Когда в 1274 году от Рождества Христова тридцатишестилетний Эдуард высадился в Дувре и проследовал в Вестминстер, где с величайшей пышностью был коронован вместе с доброй своей супругой, они устроили грандиозные торжества. коронационного угощенья в Лондон доставили, помимо прочих яств, четыреста быков, четыреста баранов, четыреста пятьдесят свиней, восемнадцать диких кабанов, триста окороков ветчины и двадцать тысяч птичьих тушек. Городские фонтаны били не водой, а красным и белым вином, богатые горожане вывешивали из окон шелка и полотна самых ярких цветов, чтобы придать зрелищу еще большую красочность, и метали в толпу пригоршни золота и серебра, создавая веселые свалки. Короче говоря, было такое объедание и опивание, такой гром музыки и трезвон колоколов, такое горлодерство и швырянье в воздух шляп, такие песни и пляски, каких узкие улочки старинного лондонского центра не видали вовек. Гулял весь народ — за исключением несчастный евреев, которые сидели по домам и с дрожью выглядывали из-за ставен, предвидя что за подобное пированье им рано или поздно придется расплатиться своими денежками.
Дабы закрыть пока эту печальную тему, с горечью добавлю, что в Эдуардово царствование евреев грабили самым безбожным образом. Их во множестве вешали, обвиняя в опиливании золотых монет (хотя кто только этим не промышлял). Их облагали тяжкими податями, их немилосердно клеймили. Однажды, через тринадцать лет после коронации, их похватали вместе с женами и детьми и гноили в отвратительных тюрьмах до тех пор, пока они не купили себе свободу, заплатив королю двенадцать тысяч фунтов. В конце концов король отобрал у евреев все, кроме того малого, без чего невозможно было отплыть в чужие страны. Много времени утекло, прежде чем этот народ, в надежде разжиться, вновь потянулся в Англию, где с ним обошлись столь бессердечно и где он претерпел столько горя.
Если бы король Эдуард Первый был таким же дурным королем христиан, каким был евреев, он бы вообще никуда не годился. Но в целом Эдуард был мудрым и великим монархом, при котором страна очень процвела. Он не слишком любил Великую хартию (короли еще ой как нескоро ее полюбят), но обладал большими достоинствами. Сразу же по возвращении домой он поставил перед собой смелую цель — объединить под одним государем Англию, Шотландию и Уэльс. Две последние страны имели собственных мелких королей, из-за которых люди постоянно ссорились, дрались и устраивали чудовищные беспорядки — чего те вовсе не стоили. Кроме того, Эдуардово царствование ознаменовалось войной с Францией. Чтобы разобраться в этих конфликтах, мы рассмотрим их по отдельности в следующем порядке. Сначала Уэльс. Потом Франция. И наконец Шотландия.
Правителя Уэльса звали Ллевелином. Он выступил вместе с баронами против старого глупого короля, но потом присягнул ему в вассальной верности. Когда король Эдуард унаследовал трон, от Ллевелина потребовали новой присяги, которую он отказался дать. Король, короновавшись и водворившись в собственных владениях, трижды призывал Ллевелина явиться и поклониться ему как сюзерену. И триады Ллевелин отвечал, что не расположен это делать. Он готовился к свадьбе с Элеонорой де Монфор, девицей из благородного семейства, упоминавшегося в связи с предыдущим царствованием. Однако случилось так, что юная невеста, плывшая из Франции со своим младшим братом Эмериком, была захвачена одним английским кораблем и задержана по приказанию короля. Вспыхнула война. Эдуард со своим флотом приплыл к берегам Уэльса и взял Ллевелина в клещи, так что ему ничего не оставалось, как укрыться в неприютном горном массиве Сноудон, куда не могло подвозиться продовольствие. Вскорости голод заставил его прийти с повинной, заключить мирный договор и принять на себя оплату всех военных расходов. Однако король смягчил суровые условия договора и согласился на брак Ллевелина с Элеонорой де Монфор, думая, что теперь-то Уэльс окончательно смирен.
