Его нарушил король Эдуард, поддержав графа де Монфора, французского вельможу, который сам домогался французской короны и обещал признать себя вассалом английского короля, если тот поможет ему сесть на престол. Граф был вскоре побежден сыном французского короля и посажен в тюрьму в Париже.
На следующий год Эдуард выиграл великое морское сражение в бухте Слейс
Супруга же де Монфора, женщина смелая и прекрасная, наделенная, как говорили, твердостью мужчины и отвагой льва, собрала бретонцев, среди которых в ту пору находилась, и, держа на руках младенца сына, обратилась к ним с трогательной мольбой не покидать своего маленького господина и его мать. Воспламененные речью графини, они сплотились вокруг нее в крепости Аннебон. Здесь ей извне угрожали французы, возглавляемые Шарлем де Блуа, а изнутри — жуткий старый епископ, без устали расписывавший осажденным муки голода и ужасы огня и меча, которые они должны будут претерпеть, если сохранят верность смутьянке. Но благородная дама, не ведая страха, ободряла своих воинов собственным примером. Она переходила от одного поста к другому, словно великий полководец, а однажды, надев боевые латы, препоясавшись мечом и сев на коня, выехала из потайных дверей крепости, ворвалась во французский лагерь, подожгла шатры и переполошила весь вражеский стан. Проделав такую штуку, она, целая и невредимая, возвратилась в Аннебон, где защитники крепости, уже не чаявшие увидеть графиню живой, приветствовали ее восторженными криками. Однако восторгами сыт не будешь, а поскольку запасы продовольствия все таяли и епископ все каркал: «Это еще цветочки!», они начали падать духом и поговаривать о капитуляции. Мужественная графиня поднялась на самый верх башни и устремила печальный взор на море, откуда ждала помощи от англичан, и — о, чудо! — в этот самый момент на горизонте показались английские корабли. Она была спасена! Сэр Уолтер Мэннинг, английский военачальник, так вдохновился ее героизмом, что, войдя с английскими рыцарями в крепость и закатив там пир, заместо десерта атаковал французов и разбил их в пух и прах. Когда он и его рыцари, торжествующие, вернулись в Аннебон, графиня, наблюдавшая за битвой с высокой башни, от всего сердца поблагодарила победителей и перецеловала их всех до единого.
Чуть позже эта благородная дама, отправившись в Англию просить подкрепления, отличилась в морском сражении с французами близ острова Гернси. Ее славный пример подвиг другую французскую даму, жену другого французского вельможи (которого французский король варварски умертвил), отличиться не меньше. Однако близилось время, когда ярчайшей звездой этой франкоанглийской войны должен был стать Эдуард, принц Уэльский.
В июле 1346 года король, сопровождаемый принцем Уэльским и немногими знатнейшими вельможами, отплыл из Саутгемптона во Францию с тридцатитысячным войском. Он высадился на мысе Аг в Нормандии и, не изменяя обычаю жечь и крушить все, что ни попадалось на пути, прошел по левому берегу реки Сены чуть не до самого Парижа, на подступах к которому спалил несколько маленьких городков. Но с правого берега реки за ним зорко следили король французский и вся его армия. Кончилось это тем, что в субботу двадцать шестого августа 1346 года Эдуард, поднявшись на возвышенность за маленькой французской деревушкой Креси, оказался лицом к лицу с силами французского короля. И хотя французская рать была в восьмеро многочисленнее английской, он решился разгромить ее или пропасть.
Молодой принц, при котором находились графы Оксфордский и Уорикский, предводительствовал первым корпусом, еще два великих графа предводительствовали вторым, король — третьим. Едва занялось утро, король причастился святых даров, выслушал молитвы и верхом на коне, с белым жезлом в руке, поехал от части к части, от шеренги к шеренге, приветствуя и ободряя каждого воина, без различия званий. Потом армия уселась на землю прямо там, где стояла, и позавтракала, после чего все замерли с оружием наизготове.
И вот несметные французские полчища двинулась вперед. То был день солнечного затмения. Небо вдруг окинулось сумраком, разразилась гроза, ливмя полил дождь. Испуганные птицы с отчаянными криками носились над головами ратников. Один французский военачальник посоветовал приунывшему французскому королю отложить сражение на завтра. Король послушался его совета и приказал играть отбой. Но то ли арьергард не услыхал сигнала, то ли норовил попасть в авангард, только он не остановился и пер себе дальше. Мили и мили дорог были запружены бесчисленными войсками и простыми крестьянами, которые размахивали своими примитивными орудиями и громко галдели. В силу этих обстоятельств французская армия продолжала наступать в страшнейшем беспорядке. Всякий французский дворянин распоряжался своими людьми, как хотел, не принимая в расчет людей всякого другого французского дворянина.
Не мудрено, что их король больше всего надежд возлагал на сильный отряд генуэзских арбалетчиков. Им-то он и велел начинать битву, не видя никакой возможности ее отсрочить. Генуэзские арбалетчики зычно гикнули три раза подряд, думая устрашить английских лучников, но если бы даже они гикнули три тысячи раз подряд, англичане бы ухом не повели. Наконец генуэзцы, развернувшись цепью, принялись разряжать свои арбалеты. Тогда английские лучники обдали их таким градом стрел, что они поспешно отступили — поскольку громоздкие арбалеты, приводимые в действие воротом, не скоро заряжались. Англичане же могли выпускать стрелы одну за одной.
Французский король, увидав бегущих генуэзцев, закричал своим свитским, чтобы они били негодяев, которые вместо пользы принесли только вред. Это еще увеличило сумятицу. Между тем английские лучники, стреляя без передышки, косили французских рыцарей и пехотинцев, а засланные с английской стороны хитрые корнуольцы и валлийцы, ползая по земле, приканчивали раненых громадными ножами.
В это время принц и его корпус подверглись такому натиску, что граф Уорик послал нарочного к королю, который наблюдал за сражением с ветряной мельницы, с просьбой о помощи.
— Мой сын не убит? — спросил король.
— Нет, государь, с Божьей помощью! — отвечал нарочный.
— Не ранен? — спросил король.
— Нет, государь.
— Не сброшен с коня? — спросил король.
— Нет, государь, нет. Но его сильно теснят.
— Тогда, — молвил король, — ступай назад к тем, кто тебя послал, и скажи им, что я не дам подкрепления, ибо всей душою хочу, чтобы мой сын показал себя сегодня рыцарем без страха и упрека, и уверен, что с Божьей помощью слава великого победителя достанется ему!
Эти смелые слова так воодушевили принца и его воинов, что они дрались, как никогда в жизни. Король французский много раз храбро ходил в атаку со своими приближенными, но все без толку. На закате дня английской стрелой под ним был убит конь. К этому часу от толпы рыцарей и вельмож, окружавшей короля с утра, осталась жалкая кучка. В конце концов его, упирающегося, насильно увели с поля боя и увезли в Амьен. Победоносные англичане разожгли на месте сражения костры и предались веселью, а их король, выехав навстречу своему доблестному наследнику, заключил его в объятия, расцеловал и сказал, что он действовал как герой и достоин венка триумфатора и королевского венца. Пока царила ночь, король Эдуард едва ли осознавал, насколько грандиозна одержанная им победа. Только на рассвете выяснилось, что с французской стороны пало одиннадцать особ голубых кровей, тысяча двести рыцарей и тридцать тысяч простолюдинов. Среди павших был король Богемии, слепой старец. Услыхав, что сын его ранен и что никакой силе не устоять против Черного Принца, он кликнул двух конников, поместился между ними верхом на рысаке, связал вместе три уздечки и ворвался в гущу англичан, где тут же и погиб. На шлеме его были три страусовых пера и девиз: «Ich dien», означающий «Я служу». Принц Уэльский взял шлем вместе с девизом на память о том славном дне, и с тех пор его носят все принцы Уэльские.
