Раз уж я упомянул здесь о сэре Уолтере Рейли, человеке, который совершил немало ошибок, но с редким достоинством встречал любые испытания и опасности, то доскажу до конца печальную историю его жизни. Протомившись целых двенадцать лет в Тауэре, сэр Уолтер выказал готовность возобновить свои морские путешествия и отправиться в поисках золота в Южную Америку. Его Мудрейшество разрывался между желанием сохранить дружбу с испанцами, через чью территорию сэру Уолтеру пришлось бы пройти (король долго носился с идеей женить принца Генриха на испанской принцессе), и жаждой заполучить золото. Но в конце концов он освободил сэра Уолтера, получив с того обещание вернуться. Снарядив экспедицию на собственные средства, двадцать восьмого марта 1617 года сэр Уолтер Рейли отбыл в плавание, взяв на себя командование одним из кораблей, которому он дал провидческое имя «Судьба». Экспедиция потерпела неудачу, матросы, не найдя золота, подняли мятеж, между сэром Уолтером и испанцами, ненавидевшими его за прежние успехи, вспыхнула ссора, и он захватил и сжег небольшой городок, названный именем святого Фомы. За это испанский посол выставил сэра Уолтера перед Его Мудрейшеством пиратом, и он, возвратившись домой с разбитым сердцем и разбитыми мечтами, лишившись состояния, друзей и храбреца сына (который был вместе с ними), снова был арестован по доносу близкого родственника, негодяя и вице-адмирала Стьюкли, и заточен в темницу, за многие годы ставшую ему домом.
Досада не получившего золота короля не поддается описанию, поэтому сэра Уолтера допросили с пристрастием, оболгали и оклеветали по всем статьям, как было заведено у судей, блюстителей закона и прочих государственных и церковных чиновников при таком правителе. Когда все, кроме самого сэра Уолтера, извратили истину, было объявлено, что он должен умереть в соответствии с приговором, вынесенным ему пятнадцать лет тому назад. Итак, двадцать восьмого октября 1618 года его заперли в Гейт-Хаусе в Вестминстере, где ему предстояло провести последнюю на этой земле ночь и проститься со своей славной и верной женой, которой посчастливилось видеть лучшие времена. Наутро, в восемь, сэр Уолтер с удовольствием позавтракал, выкурил трубку, опрокинул стаканчик доброго вина, и его отвели на Олд-Пэлэс-Ярд к эшафоту, где собралось столько важных особ, пожелавших увидеть, как он умрет, что его с трудом провели сквозь толпу. Сэр Уолтер вел себя необычайно благородно, но воспоминание о том, как скатилась с плеч голова графа Эссекса, камнем лежало у него на сердце, и он торжественно поклялся, что не только не способствовал его гибели, но пролил над ним слезу. Утро выдалось студеное, и шериф предложил ему сойти ненадолго с эшафота и погреться у огня. Но сэр Уолтер поблагодарил и отказался, сказав, что предпочел бы умереть сразу, так как болен лихорадкой и малярией, и если через четверть часа его начнет бить озноб, а он еще будет жив, враги его решат, что он трясется от страха. Потом он опустился на колени и красиво, как истинный христианин, прочитал молитву. Прежде чем положить голову на плаху, сэр Уолтер пощупал край топора и с улыбкой на лице заметил, что это лекарство острое на вкус, зато спасает от самой злой болезни. Нагнувшись, готовый умереть, он сказал палачу, увидев, что тот сомневается: «Чего ты медлишь? Давай, руби!». И топор опустился и отсек голову сэру Уолтеру Рейли, которому шел в ту пору шестьдесят шестой год.
Новый фаворит стремительно возвышался. Он стал виконтом, он стал герцогом Бекингемом, он стал маркизом, он стал главным конюшим и лордом Адмиралтейства, и главнокомандующий доблестного английского флота, победившего испанскую армаду, вынужден был уйти в отставку, чтобы освободить дая него место. В распоряжении фаворита было все королевство, а его мать продавала государственные посты и звания, точно лавочница. Герцог Бекингем сверкал бриллиантами и прочими драгоценными каменьями, украшавшими всю его персону от ленты на шляпе и серьги в ухе до башмаков. Но это не мешало ему оставаться невеждой и выскочкой, безмозглым проходимцем, который мог похвастать разве что красотой и умением танцевать. Именно он и называл себя псом и рабом его величества, а его величество — Его Мудрейшеством. Его Мудрейшество называл Бекингема Стини, как предполагают, потому, что это краткая форма имени Стефан, а святого Стефана на картинах обычно изображали красавчиком.
У Его Мудрейшества иногда ум за разум заходил, так ему приходилось крутиться: на родине католическая вера заслужила всеобщую нелюбовь, а перед заграничными католиками ему приходилось заискивать, иначе он бы не заполучил богатую принцессу в жены своему сыну, чтобы после прикарманить ее состояние. Принц Карл — или Малютка Карл, как называл его отец, — стал принцем Уэльским, и теперь, согласно давнему замыслу, женить на испанской принцессе решили его, но та не могла выйти за протестанта без разрешения папы, и Его Мудрейшество потихоньку сам обратился с нижайшей просьбой к Его Непогрешимости. Переговорам об испанском сватовстве отведено в великих книгах столько страниц, что вы и не представляете, но суть этой истории сводится вот к чему: Малютка Карл и Стини, под видом мистера Томаса Смита и мистера Джона Смита, отправились повидать испанскую принцессу, Малютка Карл притворялся пылким влюбленным, прыгал вниз со стены, чтобы поглазеть на девушку, и по-всякому валял дурака, испанскую принцессу стали звать принцессой Уэльской, и весь испанский двор поверил, будто Малютка Карл готов ради нее умереть, так он там всем заморочил голову. Малютка Карл и Стини возвратились в Англию и были встречены с восторгом как спасители нации, а на самом деле принц влюбился в Генриеттy Марию, сестру французского короля, которую увидел в Париже, но, видимо, полагал, что водить за нос испанцев дело тонкое и достойное принца, и, добравшись до дому живым и невредимым, открыто насмехался над их непроходимой глупостью и доверчивостью.
Подобно большинству лгунов, принц и фаворит жаловались, что люди, которых они обдурили, обошлись с ними нечестно. Они так расписали вероломство испанцев в истории с этим сватовством, что английский народ воспылал желанием вступить с теми в войну. И хотя доблестных испанцев смешила даже мысль о том, что Его Мудрейшество пойдет на них войной, парламент выделил деньги на вооруженные действия, и народу было объявлено о приостановке договора с Испанией. Испанский посол в Лондоне — возможно, при посредничестве низверженного фаворита, графа Сомерсета, — лишенный возможности лично побеседовать с королем, сунул ему в руку записку, в которой говорилось, что Его Мудрейшество — пленник в собственном доме, где правит Бекингем со своими сподручными. Сперва это послание так огорчило Его Мудрейшество, что он отобрал Малютку Карла у Стини и перебрался в Виндзор, наговорив кучу всякого вздора. Но потом, обняв верного пса и раба, взял свои слова назад.
На время испанского сватовства принц и фаворит получили от Его Мудрейшества неограниченные полномочия для улаживания дела с папой, но теперь, ввиду сватовства французского, король издал указ, в соответствии с которым католики в Англии получали право свободно исповедовать свою веру и никто не мог требовать, чтобы они от нее отреклись. В обмен на эту и другие менее существенные уступки Генриетта Мария дол: жна была выйти за принца и принести ему состояние в восемьсот тысяч крон.
Его Мудрейшество все глаза проглядел, опадая, пока приедут эти денежки, но тут-то его постыдная жизнь и оборвалась: пронедужив две недели, в воскресенье двадцать седьмого марта 1625 года он испустил дух. На троне он просидел двадцать два года, и было ему пятьдесят девять лет. Я не знаю ничего отвратительнее в истории, чем процветавшее при его дворе лизоблюдство, а также пороки и мздоимство, порожденные неприкрытой ложью. Едва ли в продажном окружении Якова Первого хоть кто-то мог оставаться честным. Лорд Бэкон, этот талантливый и мудрый философ, будучи Верховным судьей королевства в это царствование, стал притчей во языцех как обманщик и взяточник и окончательно запятнал себя, льстя его величеству и угодливо пресмыкаясь перед королевским псом и рабом. Но если на троне сидит кто-то вроде Его Мудрейшества, это все равно что чума, и все кругом заражаются.
