К благочестивым церковнослужителям был отправлен моряк. Весь в слезах, с осунувшимся лицом, он сообщил, что на борту корабля умирает северянин Гастингс и что он хочет перед смертью очиститься от грехов и принять христианство. Это выглядело весьма правдоподобно и заманчиво, и один из слуг Господних с открытым сердцем отправился к Гастингсу и совершил богослужение над его грешной душой. На следующий день стало известно, что разбойник умер. Рано утром его товарищи принесли гроб с телом в церковь, следуя за ним беззащитной жалкой вереницей. Они собрались вокруг гроба, и вскоре началась служба. Священники были готовы начать отпевание, их головы то поднимались, то опускались вниз. И вдруг с грохотом слетает крышка гроба, оттуда выпрыгивает Гастингс, а его люди выхватывают спрятанные под одеждой сверкающие кинжалы. Они срезают драгоценности с дорогих одеяний священников и, закрыв двери церкви, убивают несчастных, как овец. Забравшись на высокий алтарь, они забирают украшения, священные чаши, подсвечники и другую церковную утварь.
Жители города, заметив, что пираты двинулись к гавани, организовали яростную погоню. Но пиратские корабли уже снова в море, и горожане слышат лишь удаляющиеся смех и крики, в бессилье наблюдая за мелькающими веслами. Такое не должно больше повториться! Люди, рыдая, поднимают своих мертвых и умирающих священников с залитого кровью пола. Вот так происходило первое знакомство итальянцев с северянами, внуки которых покорят обширные владения в Апулии, Сицилии и других прекрасных местах внутренних морей Италии и Греции. Должно быть, итальянцы так же страдали от вторжений подобного рода, как если бы орды жестоких эскимосов атаковали наши побережья. Достаточно вспомнить о великолепии итальянских городов, о знаменитых художниках и поэтах тех дней, чтобы отчетливо представить себе огромную разницу между цивилизованностью и моральными качествами захватчиков и их жертв. В те времена войны были обычным явлением, и у каждой нации были свои заклятые враги, появившиеся в силу расовых предрассудков и ненависти к завоевателям. Быть великим воином тогда означало быть великим вообще. Ко времени правления третьего герцога норманнов взаимоотношения между северянами и итальянцами во многом изменились.
Между правлением пирата Гастингса и Танкреда Отевильского и Роберта Гвискара прошел недолгий срок. Нормандия заняла свое место в ряду мощных и уважаемых европейских держав. Одно из могущественных феодальных владений Франции, она стала врагом, которого следовало почитать и бояться, а никак не презирать. Она была верна римской церкви, очень благочестива и щедра по отношению к религиозным учреждениям: ни в одной части Южной Европы не строилось столько церквей, не совершалось столько паломничеств и не почитались так Бог и собственная честь. Рыцари Нормандии перед боем молились, и их уже прославляли в хрониках и песнях.
Трубадуры воспевали их благородные дела повсеместно. Мир видел их храбрость и доблесть. И когда они становились беспокойными и отправлялись в странствия, демонстрируя растущее желание расширить владения и стать хозяевами новых земель, то весь мир смотрел на них с завистью и одобрением. В конце концов норманны избрали собственный путь, но это уже совсем другая история.
Сегодня есть все основания полагать, что проявившиеся впоследствии готовность англичан образовывать колонии и их способность адаптироваться к любым — климатическим и другим — условиям жизни на чужбине была предопределена в нормандских поселениях вдоль побережья Средиземного моря. Возможно, следует еще раз отметить, что норманны более ранних периодов с их тягой к странствиям и любовью к приключениям были подлинными предками английских колонистов. Но Нормандия начала одиннадцатого века тогда уже отчасти напоминала современную Англию. Ее могущество укрепилось, и территория стала слишком мала для удержания такого количества энергии. Население с огромной быстротой увеличилось, и вновь проявилась былая страсть к покорению и поиску лучшей доли. С наступлением лета пчелы образуют новый рой, и так же, как пчелам, норманнам и англичанам нужен был лидер, который бы поднял и сконцентрировал вокруг себя общий дух, иначе совместные силы были бы рассеяны и растрачены впустую.
Эту простую аналогию с пчелами можно продолжить, чтобы объяснить, как странники и искатели приключений, не будучи слишком религиозными, меньшими или большими группами, прокладывали себе путь на юг, к святыням Иерусалима или к источникам богатства и роскоши Востока. Эти походы не имели большого успеха. Хотя мы обнаруживаем, что уже в 1026 году герцог Неаполя позволил группе норманнских пилигримов поселиться в Аверсе и даже помог им построить и укрепить город, который стал чем-то вроде форпоста в Капуа. Сложилось мнение, что норманны готовы и к другим кампаниям: они любили участвовать в сражениях. Итальянские принцы наперебой приглашали их к себе на службу, и норманны показали себя самой грозной силой и верными союзниками при подавлении народных волнений. Вот что рассказывает о них один из историков того времени: "Норманны коварный и мстительный народ, красноречие и притворство являются их врожденными качествами. Они могут унижаться и льстить вам, но если их не удается держать в узде, то они предаются страстям и ведут вольную жизнь. В своем стремлении к богатству и роскоши они презирают все, чем владеют, в надежде на осуществление своих желаний. Норманны восхищаются оружием и лошадьми, роскошной одеждой, соколами и охотой. Однако в чрезвычайных ситуациях они с невероятным терпением могут переносить суровость любого климата и лишения военной жизни".
Как сильно это описание напоминает нам старых викингов! Но нельзя не заметить и определенных изменений, которые появились в характерах северян и датчан. Сейчас им уже присущи черты французов. Их можно сравнить со скромной отделкой из более мягкого полированного дерева по твердому и жесткому дубу.
Аверса вскоре заняла важное место в этой части мира. В норманнской колонии велась большая миссионерская работа, а Роберт Гвискар, главный норманнский искатель приключений и основатель Неаполитанского королевства, был вождем и вдохновителем множества предприятий. Просматривая многочисленные тома по истории тех времен, мы с разочарованием обнаруживаем, что этот интересный эпизод в развитии норманнской цивилизации почти не упоминается.
В одной из долин Котантена около небольшого ручья, впадающего в реку Дав, до сих пор стоят разрушенные временем стены старого норманнского замка. Соседние поля еще сохраняют свои старые названия — Парк, Лес и Дав-Кот, и это все, что хоть как-то напоминает о прежнем феодальном поместье. Не так давно вокруг имения росли огромные старые дубы, и в тени большого кедра стояла маленькая церквушка, построенная в очень далекие времена. На ее крыше находились оборонительные сооружения, и высоко в небо вздымалась великолепная башня с двойным крестом.
В самом начале одиннадцатого столетия в этом тихом уголке жил старый нормандский дворянин, который был одним из лучших солдат герцога Ричарда Гуда. Он исходил множество дорог в поисках добычи и славы. Под его командованием находилось десять вооруженных воинов, телохранителей герцога. После долгих лет службы при дворе Танкред (так звали дворянина) вернулся в свой спокойный родовой дом, чтобы там провести остаток жизни. Он был беден, и у него была большая семья. Его первая жена Мюриель оставила после себя нескольких детей, с которыми их добрая мачеха обращалась с такой же нежностью и заботой, как и со своими детьми. Сыновья Танкреда Отевиля получили типичное для дворянских детей того времени образование, и, кроме того, прекрасно владели оружием, были хорошими наездниками и знали все тонкости охоты. Они обучали соколов, росли смелыми и сильными. Всего было 12 сыновей, и все они были отличными воинами. Трех сыновей от первой жены звали Вильгельм, Дрого и Хамфри. Шестого сына, брата первых трех, от второго брака, звали Робертом, и очень скоро он заслужил прозвище Гвискара, или Мудрого. Эти сыновья рыцаря Отевиля были статными и красивыми. Один из древних французских историков рассказывает, что они вели себя с достоинством и что уже в юности было заметно, что они способны на великие дела, и было легко предсказать их будущее.
