Наконец в среду, двадцать седьмого сентября, подул южный ветер, и великий флот отплыл. Солдаты верили в то, что их молитвы услышаны и Небеса покровительствуют им. С доспехами и оружием они толпами грузились на корабли, заботясь лишь об одном, — не отстать от остальных. Пели трубы, всадники покрикивали на лошадей, громкие крики перекрывали шум музыки и эхом отзывались с берега. Открытые корабли — точные копии кораблей-"драконов" старых времен — заполнили ярко одетые джентльмены, переливающиеся всеми цветами знамена и огромное количество сверкающих на солнце копий. Щиты воинов украшали геральдические гербы, а отделанный золотом корабль "Мора", который герцогиня подарила герцогу, во всем блеске покачивался на серой воде. Вильгельм взошел на борт и повернул позолоченную фигуру мальчика, дующего в рог из слоновой кости, — предвестника безусловной победы — к берегам Кента. Был распущен священный флаг Папы Римского, чтобы приветствовать долгожданный бриз, и знамя Вильгельма с вышитыми тремя фигурами львов Нормандии трепетало на ветру. Солдаты пели песни и ликовали. И они отплыли, не чувствуя страха, эти благословенные воины 1066 года. На главной мачте корабля "Мора" с наступлением темноты зажгли огромный фонарь. Ночь была пасмурная и рано утром корабль "Мора", нагруженный меньше остальных, оказался один в море, вне видимости с земли или с кораблей. Однако вскоре на горизонте вырос целый лес качающихся мачт. В 9 часов Вильгельм высадился на Сассексском побережье у города Певенсей. Едва ступив (второй раз в жизни) на английскую землю, он неожиданно споткнулся и упал. Находившиеся рядом глухо вскрикнули при таком зловещем предзнаменовании. "Во славу Господа! — вскричал герцог (так он любил начинать клятвы). — Я овладел своим королевством; смотрите, земля Англии в моих руках!". При этом один сообразительный солдат сорвал охапку тростника с крыши дома и передал хозяину в качестве еще одного символа, означающего право на владение богатствами Англии.
И никто не помешал норманнам высадиться на берег и передвигаться по стране. Поскольку недоставало провианта, в Певенсее они оставались только один день, а затем двинулись на восток, в направлении Гастингса. Среди гобеленов Байе, возможно, наиболее достоверных свидетельств тех времен, есть одна завораживающая работа, на которой изображен горящий дом и женщина с маленьким ребенком, спасающиеся бегством. Единственным безопасным местом, где можно было укрыться, были церковные дворы и сами церкви. Набожность Вильгельма вряд ли могла позволить ему разрушать даже вражеские святыни, где проходили богослужения.
Норманское судно(фрагмент из гобелены а Байе)
Следующие несколько дней были полны неопределенности и ожидания. Никакой армии в окрестностях Гастингса не было, это было очевидно, как очевидно было и то, что норманнам уже принадлежала эта земля. Проходили часы и дни, никто их не тревожил. Горячие головы призывали двигаться дальше в глубь страны, однако осмотрительный вождь не спешил. Наконец пришла весть о великой битве на севере, занятии Гарольдом Йорка и ужасных бедствиях, которые обрушились на Гарольда Хардреду, Тостига и их союзников. В это же время герцог получил послание от норманна Роберта Столлера, который стоял у смертного ложа Эдуарда Исповедника и тепло относился к стране, в которой родился, хотя позднее и стал законопослушным англичанином. "Двадцать тысяч человек убитыми на севере, — говорил он в своем послании Вильгельму, — англичане обезумели от гордости и веселья". Далее из послания следовало, что норманны недостаточно сильны и что их не так много, чтобы рисковать, вступив в бой, что они будут чувствовать себя как собаки среди волков и будут полностью разгромлены. Однако Вильгельм пренебрег советом — он прибыл сражаться с Гарольдом и встретится с ним лицом к лицу, он рискнул бы вступить в бой, даже если бы у него была лишь шестая часть воинов, которые последовали бы за ним, защищая его права.
Гарольд, энергично взявшийся наводить порядок в своей пирующей и бездействующей армии, собрал совет военачальников в Йорке. Полчища норманнов, французов и бретонцев высадились в Певенсее. Их было столько, сколько песка в море и звезд на небе. Если бы южный ветер подул раньше, чтобы можно было встретить захватчиков с доблестной армией, которая рассеялась так быстро! Разгромить Вильгельма и отбросить его назад, а затем отправиться на север, к Стамфордскому мосту, — как это было бы здорово! Вместо этого норманны бесчинствуют на юге. Что же делать? Каждый английский капитан-барон дал слово, что никого не назовет королем, кроме Гарольда, сына Годвина. И, немного передохнув после битвы, они приготовились выступить в Лондон. Они хорошо знали, что означало это новое вторжение, ужасные предчувствия наполняли их сердца, верные не только Гарольду, но и Англии. Эти чужаки должны убраться с земли, на которую не имеют законных прав.
Вильгельм Завоеватель(гобелены а Байе)
Слава северной победы собрала толпы добровольцев — под знаменами Дракона Уэссекса и самого Гарольда, — которые вновь устремились на запад. Ничто так не воодушевляет, как успех. Если Гарольд смог победить великого Хардреду, не было ничего невозможного в том, чтобы разгромить нормандского герцога. Главы кланов так же, как и священники, присоединялись к Гарольду Воину. Северные графы неохотно обещали помощь, но никогда не держали слова; возможно, они надеялись получить полную независимость взамен не устраивающего их вассального подчинения югу. По крайней мере, они не собирались участвовать в сражении в Уэссексе, пока оставались шансы избежать его.
Тем не менее в Лондон, где ожидал Гарольд, с запада и юга стекались толпы людей. Сам Гарольд с тяжелым сердцем, полный забот в этот критический для него период провел несколько дней в своем королевском дворце в Вестминстере. Он был неплохим военачальником и уже насмотрелся на нормандских солдат, чтобы недооценивать их отвагу в сражении. Он мрачно качал головой, когда его офицеры с презрением отзывались о своих врагах. В один из дней он совершил паломничество в свое аббатство в Уолтхэме, и в записях монахов говорится, что он молился перед алтарем и каялся в грехах, присягал в верности Богу, который правит всем миром. Когда он коснулся головой священной плиты, то фигура Христа на кресте склонила голову, как бы говоря: "Все кончено". Тэркил, ризничий(ризничий — хранитель церковной утвари. — Прим. перев.), заметил это чудо и понял, что дело Гарольда проиграно.
Затем нормандский герцог направил в Вестминстер монаха из Феканского аббатства для ведения переговоров, по сути это была перебранка между претендентами на английский престол, целью которой было окончательно спровоцировать англичан вступить в бой за своего вождя там, где захватчики уже надежно обосновались. "Придите и прогоните нас прочь, если сможете!" — так, похоже, насмехались норманны, и Гарольд видел, что ему следует поспешить, пока герцог не получил подкрепления, и тогда прогнать его стало бы много труднее. Требование Вильгельма, чтобы король оставил трон, было составлено в оскорбительных выражениях, народ Кента терпел бедствия и был доведен иноземцами до нищеты. И все же Гирт, сын Годвина, просил своего царственного брата оставаться в Лондоне и позволить ему сражаться против норманнов, и даже в последний момент люди просили Гарольда прислушаться к полезному совету. Однако Гарольд отказался: он никогда бы не согласился стать трусом и не мог допустить, чтобы любящий его человек сражался вместо него; таким образом, через шесть дней он выступил к месту сражения, где два величайших полководца того времени должны были помериться силами в рукопашной схватке. У короля Англии было знаменитое королевство, которого он мог лишиться, у герцога Нормандии была возможность приобрести это королевство.
