Эта легенда о сотворении и гибели мира обнаруживает существенное сходство с другими индоевропейскими мифами такого рода и не вполне свободна от христианского влияния. Она, безусловно, показалась бы нам более понятной, будь у нас возможность разобраться в ней детально. Нечто подобное обнаруживается в верованиях индусов, персов, египтян, греков, римлян и кельтов, а асы весьма похожи на богов других пантеонов; хотя у Дюмезиля, распределившего северных богов и богов реконструированной им «общей индоевропейской религии» по трем категориям, нашлось немало противников. К первой категории он относил сурового властителя, знатока магии и хранителя мудрости, типа Одина, и более снисходительного властелина, который защищает закон и справедливость (по Демюзилю, таков в северном пантеоне Тюр). Во вторую категорию входят боги-воины (Тор), в третью – боги богатства и плодородия (скандинавские ваны, и главный среди них – Фрейр)
[156].
Первый среди асов – Один, загадочный и многоликий, зловещий и ужасный. В своих поисках знания и мудрости он прошел через множество опасностей и принес великие жертвы. Он отдал глаз за глоток воды из источника Мимира (источника Мудрости) и провисел девять ночей на древе, пронзенный копьем, чтобы обрести магическую силу и власть над рунами.
Никто не питал,
Никто не поил меня,
взирал я на землю,
поднял я руны,
стеная их поднял —
Один – бог повешенных, бог войны и покровитель воинов, павших в битве, бог тайного знания и властитель мертвых, от которых это знание можно получить. Христос страдал, повешенный на древе-кресте, ради других. Жадный до власти и знания, Один преследовал свои цели, и его муки скорее напоминают о шаманстве, нежели о христианском искуплении. Он доблестен, переменчив и коварен, дарует победу по прихоти, а не по заслугам, покидая тех, кому прежде благоволил, в час величайшей нужды. Он принес гибель Хрольву Жердинке, Сигмунду Вёльсунгу, Харальду Боевой Зуб; Эйрик Кровавая Секира, ярл Хакон сын Сигурда и скальд Эгиль испытали на себе его гнев. Те, кто поклонялся Одину, были чем-то на него похожи – призванные властвовать, творить заклинания и читать руны, они знали жар вдохновения и боевое безумие. Вотан, пишет Адам Бременский, id est Furor. У Одина много сокровищ – копье Гунгнир, золотое кольцо Драупнир, из которого каждую девятую ночь капает по восьми колец того же веса, восьминогий конь Слейпнир, вороны Хугин и Мунин, Думающий и Помнящий, которые каждый день летают по миру и, возвращаясь, рассказывают на ухо своему повелителю, что где случилось. Еще у Одина множество имен, описывающих его разнообразные качества и роли: Всеотец, Бог Повешенных, Сеятель Бед, Устрашающий, Отец Победы, Одноглазый, Бог Воронов, Друг Мимира, противник Волка. Военные победы – его дар, поэзия – его мед.
Величественный, опасный, непредсказуемый Один – не тот бог, с которым стоит иметь дело обычному человеку. Куда приятней Тор. Вспыльчивый, но добрый, шумный, прямодушный, любитель поесть и выпить, он неуловимо напоминал землепашцам, скотоводам и простым воинам их соседей и родичей, а то и их самих. Зная о его приключениях, странствиях, о том, как великаны оставили его в дураках, а потом он оставил в дураках их, любой мог быть с Тором на дружеской ноге. Но богу недостаточно просто вызывать симпатию, он должен обладать сверхъестественным могуществом, и у Тора его не отнимешь. По имени и атрибутам он – бог-громовержец, он проносится по небу в своей запряженной козлами колеснице и разит врагов молниями – молотом Тора, Мьёлльниром. Рыжебородый, большой, невероятно сильный, Тор выступает в роли защитника Асгарда и асов, а заодно Мидгарда и людей. Он сражался с Мировым Змеем, а инеистые великаны и горные исполины хорошо знают его молот, ибо он проломил черепа многим их предкам и родичам. Помимо молота, у Тора есть железные рукавицы, которые он надевает, когда берет Мьёлльнир, и Пояс Силы – перепоясавшись им, он делается вдвое сильнее. Главным противником Белого Бога – Христа в Скандинавии выступал не Один, а рыжий Тор. Молот, а не копье, преграждал путь кресту. В поздние времена, в последних оплотах язычества, именно Тор, похоже, был самым почитаемым из асов. Судя по описанию Адама Бременского, в уппсальском святилище статуя Тора занимала центральное место, между статуями Одина и Фрейра. Кое-где в Скандинавии ему поклонялись и как богу земледелия; к сожалению, достаточно позднее происхождение его знаменитого молота и еще более позднее происхождение наших источников не позволяют определить точнее его функции. Но, так или иначе, на родине викингов Тор считался могущественным богом, а в колониях – могущественнейшим из всех.
Один и Тор – асы, Фрейр принадлежит к другому божественному племени – ванам. Главные среди ванов – Ньёрд и его дети – Фрейр и Фрейя. За их образами просматривается более древняя северная религия, которая, образно говоря, проиграла битву асам, но при этом не была ни вытеснена, ни уничтожена. Эти трое – божества плодородия. Имя Ньёрда и та роль, которая ему приписывается, вызывают в памяти образ Нерты, германской богини земли, и чем бы ни объяснялось изменение пола, очевидно, это одно и то же божество. Тацит рассказывает в своей «Германии»:
«Сами по себе ничем не примечательные, они (перечисленные выше германские народы) все вместе поклоняются матери-земле Нерте, считая, что она вмешивается в дела человеческие и навещает их племена. Есть на острове среди Океана священная роща, и в ней предназначенная для этой богини и скрытая под покровом из тканей повозка; касаться ее разрешено только жрецу. Ощутив, что богиня прибыла и находится у себя в святилище, он с величайшей почтительностью сопровождает ее, влекомую впряженными в повозку коровами. Тогда наступают дни всеобщего ликования, празднично убираются местности, которые она удостоила своим прибытием и пребыванием. В эти дни они не затевают походов, не берут в руки оружия; все изделия из железа у них на запоре; тогда им ведомы только мир и покой, только тогда они им по душе, и так продолжается, пока тот же жрец не возвратит в капище насытившуюся общением с родом людским богиню. После этого и повозка, и покров, и, если угодно поверить, само божество очищаются омовением в уединенном и укрытом ото всех озере. Выполняют это рабы, которых тотчас поглощает то же самое озеро. Отсюда – исполненный тайны ужас и благоговейный трепет перед тем, что неведомо и что могут увидеть лишь те, кто обречен смерти»
[158].
