В цехах контроль за торговым качеством продукции был доверен «maitres jures», которых иногда называли «надзирателями», «синдиками» и даже «королями» и которых избирали на общем собрании мастеров. Они должны были следить за соблюдением уставов корпораций как во всем, что касалось условий труда, так и во всем, что было связано с технологией изготовления; они вмешивались также в конфликты мастеров между собой или в конфликты между мастерами и работниками.
Жизнь людей труда протекала не только в мастерской или в убогом жилище, куда подмастерья, окончив рабочий день, приходили всего на несколько часов, чтобы поспать. Цехи участвовали в общественной жизни, создавая ее основу. Почти повсеместно цехи представляли основу электората на выборах городских чиновников. Впрочем, здесь не все помещались на одном и том же уровне: как правило, избирательное право предоставлялось лишь мастерам наиболее ценимых цехов. В Париже в XIV в. шесть из них отделились от прочих, чтобы создать своего рода промышленную и торговую аристократию: суконщики, торговцы пряностями (то есть те, кто занимался оптовой торговлей), скорняки, продавцы галантереи (оптовые торговцы), менялы, ювелиры. Отныне они составят «шесть гильдий» («six corps»); входившие в них мастера обладали привилегией избирать торгового прево. В начале XV в. в Труа только мясники, булочники и ювелиры могли входить в городской совет, но представители пятнадцати других профессий принимали участие в собраниях, обсуждавших экономические вопросы (обесценение денег и т. д.), о содержании укреплений и о предоставлении налога «эд» по просьбе короля. Эта фискальная роль была одной из тех, с какими мы встречаемся чаще всего, поскольку государственной власти было удобно свалить на цехи сложную задачу распределения налогов или чрезвычайных поборов, которые приходилось умножать из-за расходов на войну. Иногда даже всех горожан – в том числе и тех, кто по роду своих занятий не принадлежал ни к какому определенному цеху, – обязывали взять на себя контроль за одним из налогов, чтобы обеспечить его распределение и сбор, осуществлявшиеся «jures» («старшинами») или же сборщиками, специально с этой целью назначенными собранием мастеров.
Не менее важными представлялись и военные повинности, которые во всех городах возлагались на цехи. Хозяевам мастерских нередко вменялось в обязанность иметь у себя полное боевое снаряжение, и иногда во время похода или военной кампании воины собирались под знамена своего цеха или своего братства. Но наиболее неизменной оставалась обязанность обеспечивать «цеховой дозор» для поддержания безопасности в городе. В XIII в. «Книга Ремесел» Этьена Буало уточняла его условия для Парижа: каждый из мастеров обязан был участвовать в дозоре один раз в три недели. Но каждый старался увильнуть от исполнения этой повинности, считавшейся очень тяжкой, и некоторым цехам это удалось, например кольчужникам и лучникам, потому что они одни делали доспехи, а других в военное время призывали охранять замки и укрепления. Такой же привилегии удалось добиться – что несколько неожиданно – и веночницам («chapeliers de fleurs»), потому что они оказывали услуги Церкви, украшая храмы и внося свою долю участия в большие религиозные праздники.
Военная роль цехов, соединяясь с их менее непосредственным участием в государственных делах, давала им в руки средства воздействия, выходившие далеко за пределы области экономики: в 1429 г. именно ремесленники, которым поручено было охранять укрепления, открыли ворота Труа Жанне д'Арк и ее войску, а затем защищали город от врага.
Конечно, ремесленные цехи не могли играть во французском королевстве роли, подобной той, какую они играли в больших итальянских или фламандских городах, где они – и порой успешно – противостояли феодальной власти. Но собрания, объединявшие мастеров и подмастерьев, иногда проходили бурно и едва ли не революционно; именно цехи выступали на первый план в городских беспорядках, участившихся в Париже и других городах королевства (Тулузе, Руане, Монпелье и других) в правление Карла VI, и именно цехам пришлось испытать на себе всю тяжесть репрессий. После волнений 1392 г. в Париже купеческий прево, ставленник высшей торговой буржуазии, был смещен и заменен в исполнении своих обязанностей королевским наместником; «контролеры», назначенные королевским прево, заменили старшин различных корпораций. Подобные меры были приняты и в Руане, где во время волнений в феврале 1392 г. ремесленники выбрали себе «короля» и заставили его скрепить своей подписью принятые ими революционные меры. И хотя между «цеховой демократией» разных городов никогда не устанавливалось никаких прочных соглашений, все же между ними иногда возникало чувство солидарности: во времена господства Кабоша
[15] делегация от города Гента была принята в парижской Ратуше, и король Карл VI вынужден был надеть белый колпак фламандской демократии, символ народных требований.
У цехов были и более мирные проявления: они занимали свое место в больших гражданских или религиозных церемониях. При торжественных въездах правителей они в полном составе участвовали в процессии, а иногда мастерам главных цехов оказывали честь нести балдахин, под которым шла венценосная особа: символ союза, который должен существовать между королевской властью и торговой буржуазией, обеспечивающей благополучие государства. Английское господство с этой практикой не покончило: когда в 1431 г. молодой король Генрих VI торжественно въезжал в Париж, его за городскими стенами встретили эшевены, которые несли над ним балдахин до ворот Сен-Дени; там их сменили суконщики, у кладбища Невинноубиенных младенцев уступившие место торговцам пряностями. Затем, от Шатле до Турнель, государя поочередно сопровождали менялы, ювелиры, торговцы галантереей, скорняки и, наконец, мясники.
Братство, будучи организацией экономической, еще в большей степени, чем цех, при проведении подобных церемоний выступало на первый план. Братства, которые в последние столетия Средневековья заметно развивались, не обязательно были связаны с ремеслами. Создаваемые ради благочестивых дел и благотворительности, они могли объединять людей, принадлежащих к самым разнообразным профессиям и слоям общества; именно так было с одним из самых крупных парижских братств, братством Св. Иакова, объединившим тех, кто некогда совершил паломничество в Компостеллу, и содержавшим в Париже приют для тех, кто направлялся в Галисию.
И все же солидарность, наличие которой предполагает братство, осуществлялась главным образом в рамках ремесел. Как правило, каждая из корпораций дублировалась братством, и их отношения нередко были такими тесными, что не всегда легко провести между ними грань. Уставы некоторых цехов (например, парижских холодных сапожников) предусматривали непременную принадлежность к братству. Но существовали и братства, объединяющие мастеров и подмастерьев нескольких родственных цехов, и наоборот, определенный цех мог включать в себя несколько братств, у каждого из которых был свой святой покровитель и своя собственная организация: в Париже находились не меньше четырех братств ювелиров, и покровителем самого крупного из них считался Св. Элигий.
