В основе существования братства лежали два элемента: культ святого, которого оно просило о покровительстве, и обладание часовней, которая использовалась не только для этого культа, но также и для собраний членов братства. Некоторые покровители стали в каком-то смысле традиционными: Св. Юлиан для музыкантов, Св. Иосиф для плотников, Св. Крипин для башмачников. Но существовали и менее «специализированные» святые – Пресвятая Дева, Св. Анна, – к которым обращались за помощью самые различные объединения: мастерицы ткацкого цеха (ткачество было по преимуществу женским ремеслом) в 1422 году добились разрешения создать товарищество в честь Пресвятой Девы при церкви Сен-Жюльен-де-Менетрие; несколькими годами позже парижские перчаточники возродили братство Святой Анны, некогда учрежденное торговцами скобяными изделиями и пришедшее в полный упадок из-за внутренних распрей.
Между наиболее могущественными братствами существовало настоящее соперничество во всем, что касалось богатства их часовен и блеска публичных выступлений. Ежегодно по случаю торжественного праздника святого покровителя устраивалась большая процессия, в которой за стягом с его изображением двигались члены братства, иногда просто принаряженные, а иногда и одетые одинаково; они шли по улицам, неся на большом щите «свечку» – огромную восковую свечу, украшенную цветными лентами и окруженную другими свечами, поменьше. После мессы, как правило, в самой часовне устраивалось собрание, на котором выбирали руководство братства, а иногда и цеха. Церемония заканчивалась пирушкой, торжественное настроение сменялось шумным весельем, иногда переходившим в беспорядки.
На членов братства возлагались и другие обязанности, в частности – присутствовать на похоронах скончавшихся собратьев и слушать заупокойные мессы; уставы предусматривали крупные штрафы для тех, кто уклонялся от их исполнения. Но даже и похороны иногда давали повод к нестандартным обычаям: у парижских разносчиков вина товарищи провожали покойного, звоня в колокола, и двое из них, один с кувшином, другой с чашей, наливали вино тем, кто нес гроб, и всем присутствующим. На каждом перекрестке похоронная процессия останавливалась, гроб ставили на козлы, и всех провожающих угощали за счет братства.
Наконец, братство было и организацией взаимопомощи, чью «кассу» пополняли членские взносы и штрафы, а также плата, которую требовали от кандидата на звание мастера. В Сент-Омере ножовщики, становясь мастерами, должны были уплатить десять ливров (сумма немалая) «для помощи бедным подмастерьям»; с басонщиков взимали по двадцать су, предназначавшихся «для бедных, больных и престарелых мастеров». Благотворительность нередко выходила за пределы круга ремесленников: в Париже, в день праздника своего братства, перед тем как сесть за стол, суконщики посылали хлеб, вино и мясо беднякам из Отель-Дье и узникам Шатле. Во время пиршества угощали всякого, кто стучался у дверей, а на следующий день остатки с праздничного стола отправляли в приюты и лепрозории парижских предместий. Некоторые, наиболее богатые братства создавали своего рода «центры»: ювелиры, объединенные под знаменем Св. Элигия, устроили в купленном ими в 1395 г. доме часовню, богадельню, зал для собраний и, наконец, помещение для сержантов корпорации.
Братства, соединявшие в себе корпоративный дух, благотворительные заботы и религиозное чувство, представляли собой существенный и значительный фактор общественной жизни последних столетий Средневековья.
Несмотря на то что объединение придавало им силу, цехи представляли собой очень маленькие предприятия, столько же из-за незначительности вложенного в каждую из мастерских капитала, сколько и из-за отсутствия настоящего сосредоточения работников. Тем не менее уже и в эту эпоху существовали зачатки крупной промышленности, предполагавшей наличие значительных денежных средств и объединявшей, вне рамок ремесел, сравнительно большое число рабочих: речь идет о рудном промысле. Добыча каменного угля в те времена во Франции играла лишь вспомогательную роль, и «герольд Франции» в своем споре с «герольдом Англии» признает отставание в этом деле своей страны: «На ваши громогласные похвалы вашему каменному углю отвечу, что во Франции он есть во многих местах, и всякий, кто потрудился бы этим заняться, нашел бы его в изобилии, но мы используем его только для кузниц и горнов, потому что французское королевство так хорошо поделено, что в любом его уголке найдутся зерно, вино и дерево, которым обогреваются и на котором готовят мясо, и оно куда лучше вашего каменного угля». Зато в различных регионах активно добывали металл, особенно в Нормандии, Форе, Дофине. Жак Кёр немало способствовал развитию рудников, которым владел в Лионне и Божоле; когда после его опалы они были конфискованы в пользу королевской казны, люди короля разработали правила эксплуатации (должно быть, на основе тех, что существовали раньше), служащие примером совсем иной организации руда, чем в цехах.
В рудниках трудились многочисленные работники различных специальностей: под властью «управляющего» мы видим контролеров за доходами и расходами, счетоводов, инспекторов, «горных мастеров», «молотобойцев», чернорабочих, плотников, ставивших крепь. Рабочие были собраны в команды, каждой из которых задавалась работа на день или «piarde»: «…и все должны собраться до наступления часа распределения работ у входа в гору, где вместе возьмут свои свечи и одновременно по порядку войдут в эту гору». Опоздавшим не позволялось присоединиться к товарищам, и они теряли дневной заработок. Команды должны были без перерыва сменять одна другую, и каждая должна была дождаться, пока ее сменит следующая. Всякое преждевременное прекращение работы наказывалось уменьшением платы, а в случае повторения – большим штрафом (десять су). Рабочие отвечали за доверенные им инструменты.
Эта строгая дисциплина компенсировалась некоторыми материальными выгодами. Компания строила для своих рабочих жилые дома, за свой счет освещала и обогревала их. Пища была изобильной и вкусной: основу ее составляли белый хлеб, мясо и вино. В распоряжении служащих была медицинская помощь, обеспечиваемая лионским хирургом. Наконец, заработная плата, с учетом выплат натурой, которые получали рабочие, была намного выше, чем у подмастерьев в цехах: простой молотобоец получал от двух до четырех ливров в год; разнорабочие – от пяти до десяти ливров; руководители работ или «горные мастера» – от тридцати до пятидесяти ливров. Надо прибавить к этому, что в распоряжении рабочих, как и сегодня в большинстве горных районов, были маленькие садики, дававшие им дополнительные средства к существованию.
Горная промышленность представляла собой совершенно особый случай. Как правило, крупная промышленность, в той мере, в какой этот термин применим к XV в., больше определялась своей экономической функцией, чем своими техническими элементами; она определялась тем обстоятельством, что работала на обширный внешний по отношению к месту производства рынок, и ее деятельность была связана с «крупной торговлей». Наиболее характерным примером могут служить производство шерсти и сукна. Если производство иногда и было очень значительным, то техническая организация труда оставалась той же, что и в ремесленных цехах, с мастерами, подмастерьями и учениками. Но к этому присоединяется и внешний элемент: капиталист – как правило, богатый торговец – поставлял сырье, обеспечивал координацию между различными ремесленными корпорациями (сукновалы, ткачи, красильщики), участвовавшими в производстве готовой продукции, и открывал им выход на рынок. Именно купцы, дававшие работу сотням, а иногда и тысячам рабочих, распределенным между различными цехами, составляли истинную промышленную аристократию, порой притеснявшую работников, не только во Фландрии, но также и в Нормандии и на юге Франции.
