Славяне, таким образом, охотно перенимали у своих иранских соседей то, что освящало царскую власть и сословный строй. Но перенятое у скифов, сарматов или дунайских митраистов накладывалось на общеиндоевропейские представления о близнецах-всадниках и трех сословиях.
Вернемся теперь к Лелю и Полелю. Иранских черт у этой пары почти нет (только Аель напоминает Скифа-Колаксая), она больше сохранила древний индоевропейский облик. Это скорее не Даждьбог и Перун, а Даждьбог и Ярила — два солнечных бога, княжеский и простонародный. Правда, из того, что мы уже знаем о трех Сва-рожичах, вытекает, что самый младший из них — Даждьбог, а самый старший — Перун, средний — Ярила. Полель же (Ярила?) — младший брат Леля (близкого Даждьбогу). Но у славян, так же как у греков или индийцев, вполне могли бытовать разные варианты генеалогии богов. Даже в Библии соседствуют разные родословные Иисуса.
Когда Перун и Даждьбог выступают в паре, то первый из них воин, второй — жрец. В сюжетах же с тремя братьями Даждьбог (Зоревик, Сучич) — воин, Перун (Вечерник, Царевич) — царь-жрец, Ярила (Полуночник, Кухарчич) — труженик. Такие расхождения (связанные с борьбой сословий за власть) нетерпимы для рационального, научного мышления. Но не для мифологического, основанного на вере, традиции и эмоциях, а не на строгой и холодной логике.
Обратимся, наконец, к восточнославянской сказке «Два брата», явно сохранившей древний миф о богах-близнецах. В ней один из братьев, в духе Персея или Георгия, спасает царевну от змея и женится на ней. Ведьма (мать змея) превращает в камни змееборца и его помощников-зверей. Второй брат, узнав об этом, побеждает ведьму и оживляет брата. Тот, однако, вместо благодарности убивает своего спасителя, приревновав его к своей жене (принявшей за мужа его близнеца). Ошибка выясняется, и теперь уже змееборец воскрешает брата.
Два близнеца и их, фактически, общая жена — триада общеиндоевропейская (Ашвины и Сурья, Сыновья Бога и Дочь Солнца). Возможно, змееборец и спаситель царевны — Ярила, а его брат — Даждьбог. Замечательна способность братьев воскрешать друг друга. Ведьма же, околдовавшая змееборца и его зверей, очевидно, зима-Яга.
Особенно интересен вариант, сохраненный А. Н. Афанасьевым (№ 155 в его собрании русских сказок) под названием «Два Ивана — солдатских сына». Один брат победил трех змеев и женился на спасенной от них царевне. Второй женился на царевне Настасье Прекрасной и звался с тех пор Иваном Царевичем. Охотясь на оленя и уток, он столкнулся с ведьмой (сестрой тех змеев). Она, оборотившись львицей, проглотила его. Брат-змееборец одолел ведьму и воскресил Ивана Царевича. Позже ведьма, оборотившись вом, растерзала братьев: одного в поле, другого в саду.
На скифской чаше из кургана Солоха изображен бой ух молодых конных скифов со львом и с чудовищной рогатой львицей. А Лукиан сохранил скифское сказание о побратимах Белите и Баете, одолевших льва, но павших в бою с ним. У скифов лев — символ не только солнца, но также смерти и нижнего мира. Очевидно, этот мотив борьбы со львами заимствован славянами от скифов.
Иван Царевич, муж Настасьи, как будет показано ниже (в главе о Моране), — тот же Даждьбог. А его брат-змееборец, видимо, Ярила. Гибель братьев напоминает растерзание и разбрасывание по полю чучела божества плодородия. Боги-близнецы должны были своей смертью обеспечить плодородие земли. Флор и Лавр, согласно их житию, были погребены в колодце. В мусульманских же легендах в колодце погребены были ангелы Харут, Марут— зороастрийские Хаурватат и Амеретат, божества здоровья и бессмертия, сменившие древних богов-близнецов. Очевидно, захоронение их в колодце тоже должно было принести земле плодородие.
Что мир устроен диалектически, первобытные люди знали задолго до Гераклита и Гегеля, но воспринимали его диалектику по-своему, по-первобытному. Всякое племя делилось на два рода или фратрии, предками которых обычно и считались божественные близнецы. Вот доисторические философы и распределяли все явления природы и общества по двум «родам», связанным с двумя богами. В развитой мифологии таких пар богов могло быть и несколько.
У славян на первом плане — роды Белбога и Чернобога. Здесь сказалось влияние иранцев и урало-алтайиев. Но сохранилась и общеиндоевропейская пара младших бс гов, близнецов-всадников, близких людям. Они не стой однозначно добры или злы, как два владыки мира (хотя те тоже близнецы-всадники). Но именно эти младцше боги защищают в земном мире добро и правду, не дают Черно богу действительно стать владыкой Вселенной (завладеть землей и небом). Они порой далеки от морального совершенства. Однако именно от них, а не от всеправедного, но далекого Бога в первую очередь ждал народ помощи или наказания.
Близнецы-всадники (иначе говоря, три Сварожича) были тесно связаны с системой трех сословий. Надо заметить, что эта система изначально не освящала социального паразитизма. Она выросла из системы возрастных классов, согласно которой общество делилось на юношей-воинов, зрелых мужей-тружеников и стариков-мудрецов. Позднее эти занятия стали пожизненными и наследственными для определенных родов. Но все равно предполагалось каждый должен исполнять определенные обязанное! ред обществом; права же на безделье и тунеядство не никто — как не имеют его и сами боги.
Морана — богиня весны и смерти
(Маржана, Масленица, Марья Моревна, Настасья, Коляда, “Беллона”, Дирцея.)
Длугош впервые описал, как поляки выносили и топили чучела Маржаны и Дзеваны. Маржана — богиня плодородия, подобная Церере. Справляли этот обряд в четвертое (Смертное) воскресенье Великого поста, но хронист считал его воспоминанием о том, как при крещении Польши топили языческих идолов, что якобы происходило в день 7 марта. Видимо, здесь Длугош сохранил память о языческой дате праздника, ставшего в христианские времена подвижным. Именно 7 марта в Индии носили с факелами изображение богини смерти Кали и бросали его на берегу Ганга (этот важный факт приводит И. Гануш). Возможно, сам этот обряд и даже дата его (7-й день весны) — общеиндоевропейские.
Впоследствии данный обряд был не раз описан историками и этнографами. Длугош не упомянул лишь о том, что Маржану считали воплощением смерти. Чучело, звавшееся у поляков Маржаной, у чехов — Мареной (Марженой, Морженой, Мораной), у словаков — Мореной (Мармуреной, Киселицей), торжественно выносили, топили, сжигали или погребали. Нередко его звали просто Смертью (например у лужичан). «Матер верборум» отождествляет Морану с Гекатой. Словаки, помимо Мораны, носили еще и мужское чучело — Маржака (Смертяка); его несли парни, а Морану — девушки.
Кроме западных славян, выносили (изгоняли) Смерть только немцы, среди которых было немало онемеченных славян. В Лейпциге еще в XVIII в. публичные женщины выносили и топили чучела Маржаны и Дзеваны, считая, что это предохранит город от мора, а горожанок — от бесплодия. Что немаловажно, немцы понимали изгнание Смерти как борьбу Зимы и Лета.
У Гёрлица (Горлицы) в Лужицах на горе Тодтенштейн (Камень Смерти) в начале XVIII в. сохранялся камень с углублением. Горожане шли сюда с факелами, втыкали их полукругом в особые лунки на камне. Некогда углубление служило столбовой ямой идолу, и пламя факелов озаряло его сзади и с боков. Участники обряда пели о том, что они вынесли Смерть и вернули Лето.
