Связь Курента со Святками и Масленицей, явная близость его к Маржаку-Масленику заставляет видеть в нем Даждьбога. В то же время веселым и беззаботным нравом он скорее напоминает Ярилу. Возможно, на образ Курента повлиял Дионис — как античный бог, так и средневековы карнавальный Бахус (известный, как уже сказано, и западным славянам).
Две зари — утренняяи вечерняя
Среди общеиндоевропейских божеств была и богиня утренней зари — индийская Ушас, греческая Эос, римская Аврора, балтская Аушра, германская Остара. Эос, сестра и спутница Гелиоса-Солнца, олицетворяла одновременно утреннюю и вечернюю зарю. Ушас (Уша), сестра Ночи и мать (или возлюбленная) Сурьи-Солнца, отличалась от Пратюши — вечерней зари. У балтов было и мужское воплощение зари — Усиньш, бог-всадник и покровитель коневодства.
На миниатюре Хлудовской псалтыри XIII в. утренняя Заря — женщина в красном, с факелом и красным кольцом в руках; вечерняя же — в зеленом, с ящичком. Солнце движется от первой ко второй. Все это удивительно напоминает изображение из индийского пещерного храма Натик (II–III вв.): Уша зажигает Солнце факелом и пересылает светило Пратюше. Вспомним также Митру и его спутников-факелоносцев — Каута (в красном) и Каутопата (в зеленом). Они символизировали, помимо всего, утреннюю и вечернюю зарю. А изобразил славянский миниатюрист всю эту древнейшую языческую композицию для того, чтобы показать, как некий святой молится от зари до зари.
Утренняя Заря с кольцом в руке стоит на Збручском идоле рядом с Даждьбогом. Этот образ был известен и западным славянам. В гербе герцогов мекленбургских (бывших бодрицких князей) фигурирует рука, держащая кольцо и ленту, или девушка с лентой. Герцог Прибыслав Пархимский (XIII в.), по словам хрониста, почитал эту девушку «совсем и совершенно как бога». Не удивительно, ведь в том же гербе выступали атрибуты солнечного Радигоста Сварожича.
Титмар Мерзебургский описал славянский обряд: пастух, неся шест, увенчанный изображением руки, держащей кольцо, обходил дома и восклицал: «Бди, Генниль, бди!». Уже в XIX в. онемеченные жители села Зебен у Зальцведеля (на нижней Эльбе) с теми же словами плясали вокруг срубленного дерева. Их соседи-древане, еще сохранявшие славянскую речь, на Благовещенье ставили срубленное дерево с железным петухом на верхушке и плясали вокруг него. В селе Предель вокруг такого же дерева гоняли скот.
Этот Генниль, охраняющий скот, явно связан с солнцем, весной и утром (петух — вестник зари). Ушас молили об изобилии скота, а Усиньш покровительствовал коням. Имя Генниля, по мнению А. Френцеля, звучало по-славянски как «Гонидло» — «погонщик (скота)». Оно напоминает также польское, словацкое и венгерское слово hajnal — «утренняя заря». У литовцев бог скотоводства именовался Гониглис.
Богом зари, вероятно, был первоначально и русский Овсень (Усень, Таусень, Баусень и др.). Имя это родственно именам Усиньша, Ушас и т. д. В святочных песнях Овсень — воплощение Нового года. Он дарует изобилие и богатство, но распределяет их между людьми не поровну. Рубит сосну и строит мост, по которому едут три брата, три праздника — Рождество, Новый год и Крещение. Или же сам едет по мосту верхом на коне или свинье, напоминая этим как солнечных богов, так и германского Фрейра, бога солнца и плодородия, ездящего на златошерстном вепре. Овсень не связывался прямо с утренней зарей, то есть началом дня. Но он твердо связан с началом года. Потому его и просили дать благополучие на целый год.
В народе к утренней и вечерней заре относились не одинаково. Их обеих почитали, заговоры произносили обычно на заре, оборачиваясь утром к востоку, вечером — к западу. Утреннюю Зарю называли Марьей, вечернюю — Маремьяной. (Очевидно, их языческие имена были сродни именам Мораны и Мары.) Однако вечерней зари боялись, считали, что спящий в это время скоро умрет. Наоборот, на три или семь утренних зорь ставили посевные зерна, на одну — лучший моток пряжи. Верили, что от этого урожай будет обильным, а пряжа — хорошей.
В заговорах обе Зари обычно упоминаются вместе. Или же выступает только одна «Заря-зареница, красная девица». У зари или Зорь просили исцеления, защиты от оружия, а также хорошего урожая.
Зарю величали девицей, но однако же упоминали ее плачущее дитя. Или же прямо отождествляли «красную девицу» с Богоматерью. То есть с Ладой, рожающей на заре Зоревика-Даждьбога.
Казалось бы, заря — прекрасное явление природы, которым можно лишь бескорыстно любоваться. Славяне-язычники думали иначе. Заря прекрасна — значит, добра. А раз добра — значит, может помочь людям.
Обида, Карна и Желя — вестницы смерти
В «Слове о полку Игореве» поражение Игорева войска и последующее вторжение половцев описываются как космическое бедствие. С дерева падает на землю зловещий Див-грифон. Плещет лебедиными крыльями дева Обида, неся Даждьбожьим внукам (русичам) горе и разорение. Скачут страшные всадницы Карна и Желя (Жля), с криком разбрасывая горящие угли из огненного рога.
Эти три богини напоминают германских валькирий крылатых конных воительниц, сеющих смерть, а также подобных им южнославянских вил. Лебедь — птица нижнего мира, на лебедях ездит под землей Солнце. «Белой Лебедью» зовется Марья-Авдотья Лиходеевна. Троянова земля (у устья Дона, в глубине половецкой степи), где живет Обида, — та же преисподняя, царство Трояна-Чернобога. Имена же Карны и Жели происходят от древнерус. «карити» и «желети» — «оплакивать умерших».
Для воинственного германца пасть в бою, даже потерпев полный разгром, и вознестись с валькириями в Валгаллу («зал мертвецов») — высочайшая честь и счастье. Но славянам был чужд такой культ войны и смерти. Для них военное поражение — горе, торжество темных сил.
Царь Морской
В мифах многих индоевропейских народов выступает бог моря: индийский Варуна, индоиранский Апам На-пат, греческие Океан, Нерей, Посейдон, римский Нептун, кельтские Лир (Нуаду) и его сын Мананнан, германские Ньёрд и Эгир. Обычно он — зрелый муж-колесничий или величавый старец, властный также над всеми земными водами. Все реки — его дочери. Он не зол, но суров, гневен и своенравен.
Жизнь праславян была мало связана с морем. Их территория выходила к нему лишь в польском Поморье, но и отсюда их часто оттесняли германцы и балты. Хотя Балтийское море в начале нашей эры именовалось Венедским, то есть славянским. Лишь в раннем средневековье славяне обрели более широкий выход к Балтийскому, Черному и Адриатическому морям.
И все же в славянском пантеоне был и бог морей — Морской Царь. Его образ сохранился лишь в былине о Садко. Герой этой былины — не только удачливый рыбак и купец, но и могучий волхв-шаман. Завороженный его игрой на гуслях, Морской Царь дает ему поймать трех чудесных золотых рыбок, и неимущий гусляр делается богачом. Он выходит на кораблях в море, но поднявшуюся бурю можно усмирить лишь человеческой жертвой. И Садко попадает на дно моря, в хрустальный дворец владыки вод.
От игры гусляра Морской Царь расплясался, да так, что корабли начали тонуть. Садко прекратил игру — и море утихло. Тогда повелитель вод решил привязать его к себе, женив на одной из своих многочисленных дочерей. По совету св. Николы Садко выбрал красавицу Чернаву, однако ночью не стал овладевать ею. И проснулся… на берегу реки Чернавы.
