«Ладовые» песни исполнялись преимущественно девушками. В Болгарии их называли «ладовицами», а их хороводы — «ладино коло (хоро)». В этих песнях «Лада», «Ладо» — обычно лишь простой припев. Но в одной русской песне говорится:
Благослови, мати,
Ой мати, Аада-мати,
Весну закликати!
Здесь Лада — богиня весны, богиня-мать. В украинских же песнях упоминается царевна Лада, в белорусских — королевна Лада. В болгарской песне «Ой, Ладо, Ладо, момиче младо» («Ой, Лада, Лада, девушка молодая»). Тут, видимо, богиня-мать сливается с юной богиней-дочерью
[5].
Облик Лады — матери и жены, казалось бы, нарушают словацкие слова «лойда» — «распутная женщина», «лойдавый» — «бесстыдный». Церковники любили изображать язычников скотами, а себя — образцами чистоты и духовности. Да, славяне-язычники не считали половую жизнь «грязью», а безбрачие — святостью. На некоторых праздниках (днях Ярилы, Купалы) царила сексуальная свобода. Не допускалось разве что кровосмешение. Эти праздники приходятся как раз на время Лады. А на святки, помимо гаданий — «ладуванья», устраивались и эротические обряды — «игры». Но во все остальные дни года отношение к девичьей чести и супружеской верности у славян было самое строгое.
Такие оргии (известные многим народам мира) были для язычников не развлечением и не «данью природе», а магическим обрядом, который должен был обеспечить плодородие земли-матери. Потому и справлялись они в начале года или весной. Не стоит путать язычников (и их богов) с поборниками «сексуальной революции», думающими лишь о своих удовольствиях.
Не только образ, но и имя Лады, возможно, восходит к общеиндоевропейской эпохе. Об этом говорит малоазийское (ликийское) lada — «жена», германское lapu, lapa (магическое заклятие), имя Лето (Латоны) — матери Аполлона и Артемиды.
Среди Свентокшиских гор на юге Польши поднимается Лысая гора. Такие горы, словно самой природой предназначенные для многолюдных собраний на их вершинах, у язычников считались священными или, наоборот, нечистыми. Здесь в IX–X вв. (или даже в I тыс. до н. э.) существовало святилище — обширная площадка, окруженная валом. Согласно записанной в XVI в. легенде, здесь в начале мая почитались божества Лада, Бода и Леля. Позднее на месте капища был выстроен монастырь св. Троицы. Очевидно, тут отмечались два праздника Лады: кульминация весны (1 мая) и ее конец. А польские проповедники начала XV в. проклинали тех, кто на Троицу воспевал богов Иешу, Ладу (Ладо), Лелю и Ныю.
В день 1 мая по всей Западной Европе чествовали зеленое деревцо и его воплощения — «майскую невесту» («королеву», «красавицу») и «жениха» («короля»). Учрежденный в 1889 г. Международный рабочий день хорошо вписался в эту языческую традицию. Восточные и южные славяне первомайских обрядов, однако, не знали. Но 2 мая на Руси отмечали день Бориса и Глеба (заменивших, как мы увидим, богов-всадников, детей Великой Богини, соответствующих Лелю и Полелю).
Праздником Лады была, очевидно, и Красная горка — русский праздник молодоженов, приуроченный к первому воскресенью после Пасхи. В этот день тоже пелись «ладовые» песни.
На Троицу у германских народов, чехов, словаков и венгров также чествовали «короля» и «королеву», у поляков — «краловну», у сербов и хорватов — «краля» и «кралицу». Но эта троицкая (да и майская) «королева», как будет показано, скорее богиня-дочь, славянская Леля.
В первое воскресенье после Троицы («русалкино заговенье»
[6]) во Владимирской губернии справляли «похороны Лады», в Муроме — «Похороны Костромы», в нижегородских, саратовских, пензенских краях — «проводы Весны». Пензенцы и симбирцы Кострому хоронили на Троицу, а самарцы прямо отождествляли ее с Весной.
Слово «Кострома» означает в русских говорах прут, розгу, кучу соломы. Из соломы и делалось чучело Костромы-Весны, которое торжественно выносили и топили в реке. Или же выносили в лес изображавшую Кострому девушку. Или растерзывали в поле чучело лошади — «Весны». Самарцы разыгрывали целую пьесу: Кострому (одетую в белое и зеленое) убивала Смерть, затем их обеих бросали в воду. А рязанские дети изображали в игре смерть, погребение и воскресение Костромы. Саратовцы 31 декабря «встречали Кострому» — сжигали кучу соломы. Украинцы же 1 марта встречали Весну, нося чучело ласточки.
Кострома отличалась веселым нравом: в Нижнем Новгороде пели о сытном угощении у нее, а в Муроме — о том, как она умерла прямо на пиру от вина и пляски. У нее был спутник — мужчина (или она сама имела мужскую ипостась): чучело ее изображало то женщину, то мужчину, нижегородские дети водили хоровод вокруг «Костромы» и ее «сына», а рязанские девушки играли в «Костромину жену» (на Благовещенье или в Вербное воскресенье). Этот спутник-воплощение Костромы, вероятно, Ярила — разгульный бог весеннего солнца. Его проводы справлялись в тех же среднерусских землях, тоже в конце весны.
Нетрудно узнать в Ладе-Костроме-Весне великую богиню плодородия типа Иштар, Изиды, Кибелы и т. д. Эта богиня нисходила в подземный мир смерти и возвращалась оттуда (Иштар-Инанна). Ее изваяние погружали в воду (Кибела, германская Нерта). Ее супругом или сыном (иногда одновременно) был юный бог плодородия (Таммуз, Аттис, Адонис и т. д.). Сама она могла быть двуполой (Кибела-Агдатис). Великая Мать полна жизни, порождающей силы, веселья, порой разгульного, и самая смерть для нее — залог нового рождения.
Славяне не случайно праздновали конец весны, а не лета или осени. Матерь Лада впервые напоминала о себе на святки, когда старались наворожить благополучие на весь год. Затем она приходила в земной мир с началом весны, чтобы в конце ее уйти в нижний, подводно-подземный мир. Этим она обеспечивала поля и пастбища обильными дождями, а землю — плодородной силой.
В 980 г. будущий креститель Руси воздвиг в Киеве «пантеон Владимира» — святилище пяти главных богов: Перуна, Хорса-Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокоши. Единственное женское божество здесь — Мокошь. Очевидно, это — еще одно имя Великой Богини. Оно — общеславянское: связанные с ним местные названия есть в Северной России (Мокошево болото), Чехии (гора Мокошин Верх), Польше, на землях лужицких сербов и онемеченных полабских славян (Муукс). В словенской сказке фигурирует ведьма Мокошка. «Не ходила ли еси к Мокуше?» — спрашивали русских женщин исповедники еще в XVI в. Кто такая Лада или Кострома, в XIX в. уже не помнили даже сами исполнители песен и обрядов. Но в Мокошь на севере России верили и тогда. Считали, что Мокоша (Мокуша) — большеголовая, длиннорукая женщина. Она наказывает нерадивых и нечестивых прях: беспокоит прядущих в Великий пост, прядет ночью оставленную без молитвы кудель, крутит веретено задремавшей пряхи. О линяющих овцах говорили, что их Мокоша стрижет. В жертву ей на ножницах оставляли клок шерсти.
