Легенда эта — свидетельство о заинтересованности древних греков в олове и в драгоценных металлах, привозившихся с северо-запада Европы. По той же причине возникли и другие легенды и рассказы, всякий раз отображающие связи стран, расположенных на Эгейском море, с Испанией, а быть может, даже и Британией. У Плиния сохранилось отрывочное сообщение о греке по имени Мидакрит, который якобы впервые привез с Касситеридских островов олово.
Это искусственным образом созданное имя должно быть сопоставлено с именем знаменитого фригийского царя Мидаса, жившего в Малой Азии в конце VIII — начале VII века до н. э. Оно, вероятно, служит отголоском каких-то древних рассказов о торговле металлом и о плаваниях, которые предпринимали ионийские греки из Малой Азии к берегам Испании за оловом и драгоценными металлами, чтобы затем перепродать их фригийцам и лидийцам.
Милетяне, самосцы, фокейцы и другие малоазийские и эгейские греки в VII–VI веках до н. э. в погоне за металлами наперебой устремлялись в западные воды, к берегам Италии и Испании. Весьма характерный и вполне правдоподобный рассказ об этом передает Геродот.
«(I, 163) Фокеяне раньше всех эллинов стали предпринимать далекие путешествия по морю, открыли Адриатический залив, Тиррению, Иберию, Тартесс. Для этого они пользовались не круглыми судами, а пятидесятивесельными. В Тартессе они снискали себе расположение тартесского царя по имени Аргантония
[39], царствовавшего в Тартессе 80 лет и прожившего не менее 120 лет. Фокеяне так понравились Аргантонию, что он предложил им покинуть Ионию и поселиться в его земле, где им угодно…
(IV, 152)…Корабль, принадлежавший самосцу Колаю, на пути в Египет был занесен на остров Платея [островок к западу от Крита]. Когда они отплыли от острова по направлению к Египту, восточным ветром их отнесло в сторону; ветер не унимался, пока они не прошли через Геракловы столпы и не прибыли, по указанию божества, в Тартесс. В то время этот торговый город был еще не тронут никем, благодаря чему самосцы по возвращении назад извлекли такую прибыль от продажи товаров, как никто из эллинов».
Однако это греческое мореплавание в испанских водах должно было прекратиться уже в конце VI века до н. э., по мере усиления Карфагена, прочно и надолго запершего для греков, а позднее и для римлян Гибралтарский пролив. Поэтому мы очень долго не слышим ничего о греческих плаваниях в атлантических водах, пока наконец во второй половине IV века до н. э. в Массалии (современный Марсель), крупнейшем из тогдашних греческих торговых центров Западного Средиземноморья, не появился человек, имя которого связано с самыми смелыми географическими открытиями древности. По его собственным словам, известным нам, правда, далеко не из первых рук, он проплыл по Атлантическому океану до Британии и острова Туле (Скандинавии), а оттуда также проплыл или прошел пешком, как передает Страбон, вдоль побережья Северной Европы до реки Танаис (то есть, как полагают, во всяком случае, до Эльбы или даже до Вислы). Уже в древности человек этот по имени Питей был объявлен обманщиком и фантазером. Спор о реальности плавания Питея продолжается в науке и по настоящее время.
Плавание Питея
из Массалии
Неверие, которым были проникнуты древние критики Питея, в особенности Полибий и несколько в меньшей степени Страбон, в значительной мере является причиной того, что в нашем распоряжении имеются лишь самые краткие и при этом далеко не всегда достаточно внятные отрывки его собственных текстов. Письменная традиция сохранила наименования двух его сочинений — «Землеописание» и «Об океане». Возможно даже, что это лишь по-разному переданные названия одного и того же текста.
При этом очевидно, что почти все известия о Британии и других североевропейских местностях, относящиеся ко времени, предшествующему походам Цезаря, восходят так или иначе к Питею. Да от его сочинений сохранились лишь весьма незначительные фрагменты, содержащие в себе к тому же вполне вероятные искажения, но нельзя исключать, что эти искажения возникли при цитировании и не в последнюю очередь связаны с желанием цитировавших авторов представить данные Питея в фантастическом свете. Все это необходимо принять в расчет при рассмотрении приписываемых Питею маршрутов и произведенных им при посещении северных стран наблюдений.
Тем не менее, насколько можно судить по кратким и довольно сбивчивым сообщениям Полибия, Страбона и Плиния, из коих первые два всячески старались подвергнуть сомнению передаваемые ими сведения, Питей проник к берегам Бретани, затем в Англию, оттуда до острова Туле, лежащего на расстоянии шести дней плавания от Англии, и, наконец, прошел вдоль северного побережья Европы до реки Танаис.
Подобное плавание должно представляться невероятным по многим причинам: в IV столетии карфагеняне прочно владели Гибралтарским проливом, что делало практически невозможным проход через него для греческих судов; сообщения о размерах острова Британии, возводимые к Питею, резко противоречат действительности; локализация острова Туле и в древности, и современной науке вызывала оживленные споры, до сих пор не приведшие к убедительному решению вопроса; сообщение о Танаисе, впадающем в Северное море, не нуждается в подтверждении его фантастичности. И однако, наряду со всем этим среди сообщений о Питее и о его открытиях и наблюдениях имеются и такие факты, достоверность которых не может быть поколеблена, и их огромное научное значение для того времени не может быть обесценено.
Реальная почва и практический смысл подобного предприятия для массалиотов, ведших торговлю с североевропейскими племенами, представляются несомненными. Поиски собственных путей к британскому олову и балтийскому янтарю имели чисто практическое значение и сулили огромные выгоды. Поэтому на осуществление подобного предприятия массалиотами могли быть отпущены достаточные средства, и предприятие Питея могло осуществляться не как личная затея некоего бедняка — подобным образом не прочь изобразить его Полибий у Страбона, — а как государственное и коммерчески важное начинание одного из крупнейших колониальных центров древнегреческого Запада. К тому же то, что хотя и очень отрывочно известно о Питее, характеризует его как одного из наиболее выдающихся ученых своего времени.
Так, он определил широтное положение своего родного города Массалии, чем впоследствии воспользовался другой великий физик и астроном древности, Гиппарх, для проведения параллели через Массалию и Византий (Стамбул). Гиппарх воспользовался также и тем определением, которое дал Питей для точки Северного полюса, являвшейся для того времени, по его расчету, одной из вершин треугольника, образованного звездой β созвездия Малая Медведица и звездами δ и χ созвездия Дракона. Питей произвел также определение высоты солнца и измерение широты для четырех точек, соответствующих 48, 54, 58 и 61 градусу северной широты. А так как измерение полуденной высоты солнца, необходимое для этих расчетов, могло быть получено лишь на месте, следует допустить, что Питей или сам побывал под указанными широтами, или же пользовался данными каких-либо доверенных лиц. Однако чтобы допустить, будто он сам или какой-либо другой грек из Массалии мог произвести эти измерения, необходимо решить вопрос о реальной возможности подобного путешествия в ту эпоху.
