Положение этой местности, по его мнению, вполне подходит к данным Питея о двух-трехчасовой продолжительности летних ночей на Туле. Островом же Скандинавию продолжали считать и значительно позднее Питея — вплоть до XI–XII веков.
Страбон отрицал возможность существования обитаемой земли под столь высокими широтами. Критикуя сообщения Питея о Туле, он замечает, что, сколько ему известно, даже и в Британии, расположенной значительно южнее Туле, условия жизни настолько суровы, что ее следует считать границей обитаемого мира. Плиний называет ряд островов к северу от Британии: Скандию, Думну, Верги и самый большой из них Беррику, также отождествляемую нередко с островом Мейнленд, откуда, по его словам, имеют обыкновение плавать в Туле. Это свидетельство подтверждает, быть может, правильность предположения Нансена, хотя вероятней всего то, то Питей не заходил сам в столь отдаленные северные воды, плавание по которым могло быть связано с большим риском, а сообщал о Туле, равно как и о северных пространствах за Туле, со слов обитателей Северной Кельтики или Британии, в чьих рассказах содержалось, несомненно, немало легендарных сведений о неизвестных северных пределах.
Пользуясь указаниями Питея, Плиний в своей «Естественной истории» сообщает, что к северу от острова Туле находится «свернувшееся» море, называемое-де некоторыми писателями Кроновым. Это сопоставление северной части Атлантического океана с легендарным Океаном бога Кроноса, царя царства блаженных в потустороннем мире, вполне соответствует сказочным представлениям о Крайнем Севере. Такие картины не могли не возникать из сообщений Питея, основывавшихся в какой-то степени все на тех же баснях, какие и раньше звучали в рассказах финикийских мореплавателей о чудесах Атлантики и об ужасах «непроходимого» моря, легенда о котором в своей основе имеет не что иное, как отдаленное и завуалированное представление о полярных морских льдах. Надо также полагать, что сведения об острове Туле, лежащем не то у самого полярного круга, не то несколько к югу от него, на широте современных Шетландских островов, основаны, скорее всего, на отвлеченных и полулегендарных данных об островах Северного моря, поэтому его точная локализация так же маловероятна, как и локализация Эстримнидских (Касситеридских) островов.
Измерения высоты солнца, произведенные Питеем для этих широт, могли основываться на показаниях тех людей, которые либо сами плавали на север, либо были более или менее подробно осведомлены о таких плаваниях. В одном из отрывков сочинения Питея, сохраненном греческим астрономом I века до н. э. Гемином в его «Элементах астрономии», сообщается о том, что «варвары показали нам место, где Солнце удаляется на покой. В этой местности ночь была очень коротка — в одних местах она продолжалась два, а в других три часа, так что Солнце по прошествии короткого времени после захода появляется вновь». Из неопределенности и невнятности этого отрывка следует заключить, что речь здесь идет не о чьих-либо личных наблюдениях, а лишь об описаниях явлений, далеко не вполне ясных самому рассказчику. Следует, разумеется, считаться и с возможными позднейшими искажениями сообщений Питея, которые могли породить или, во всяком случае, усугубить неясность и туманность Питеевых рассказов о северных странах.
По возвращении из Британии, как об этом со слов Полибия сообщает Страбон (И, 4, 1), Питей прошел по северному берегу Европы вплоть до реки Танаис. Наряду с этим, вызвавшим большие недоумения сообщением, которое Страбон, как и прочие исходящие от Питея сведения, объявляет ложью, сохранились и другие, более определенные свидетельства о его путешествии и наблюдениях у северных берегов Кельтики. Так, Диодор и Плиний с его слов сообщают о «скифских» берегах и островах, близ Кельтики на Северном океане, где в больших количествах собирается местными жителями янтарь. Естественно, что Питей интересуется также обстоятельствами происхождения янтаря — важной статьи древней торговли Западного Средиземноморья с североевропейскими странами.
Как мы убедились выше, в более древние времена греки располагали лишь чисто легендарными данными о реке Эридан, близ устья которой родится янтарь, да обладали смутными сведениями о тех путях, по которым он проникал в Средиземноморье. Поэтому все более точные сведения об этих местах, сообщаемые Диодором, а также Плинием, без особых колебаний могут быть отнесены к Питею. Последний, несомненно, полагал, что к востоку от Кельтики, границу которой он помещал на Эридане-Рейне, начинается Скифия. Германские племена еще не обособились в IV веке до н. э. от смешанной кельтическо-скифской среды, к которой принадлежало тогдашнее население Центральной Европы. Скифо-сарматский и кельтский этнический элементы и в более позднее время, во II–I столетиях до н. э., в эпоху древнегерманского этногенеза, были весьма значительны не только к югу, но и к северу от русла Дуная и играли в этом этногенезе весьма существенную роль. Нет поэтому ничего удивительного в том, что Диодор и Плиний причисляют к Скифии те берега Северного моря, которые, по словам Полибия, были обследованы Питеем.
Наименования эти вводили многих новейших комментаторов Диодора и Плиния в заблуждение, и считалось, что Питей посетил или по крайней мере получил сведения о прибалтийских странах, которые и более поздними авторами, например Птолемеем, относились к Скифии. Однако различные признаки указывают на то, что страна янтаря, описанная Питеем, не лежала так далеко на востоке. Плиний, очевидно, на основании своих собственных или чьих-либо еще позднейших соображений называет германским племя гвинонов, живших, по словам Питея, на низменном и заливаемом приливом побережье Северного моря, которому Плиний дает наименование Ментономия, или (по более правильному чтению) Метуония; видимо, ту же самую местность имеет в виду Плиний и в другом месте, называя ее на сей раз Баунонской Скифией и ссылаясь при этом на Тимея, сведения которого также должны были восходить к Питею.
На расстоянии одного дня плавания от названного побережья находится остров, на который в весеннее время волны выбрасывают янтарь, происходящий из «свернувшегося» моря. Жители острова употребляют его в качестве топлива и для продажи. Плиний дает этому острову янтаря имя Абалус, другими авторами засвидетельствованное как Абал-ция, Балтия, Басилея и Глессария. Если в последнем из этих наименований звучит в латинской передаче соответствую-шее англосаксонскому glaer (французское clair) древнекельтское наименование янтаря glaesum, то прочие наименования представляют из себя варианты какого-то местного имени, в котором мы вправе слышать отголосок имени Балтики. Диодор, называющий остров Басилеей и передающий о нем сведения, аналогичные тем, которые содержатся у Плиния, добавляет, что жители острова переправляют янтарь на континент, откуда он посредством торговли доставляется в средиземноморские страны.
Что касается до отождествления этих труднолокализуемых местностей, то к вышеизложенным описаниям Диодора и Плиния более всего подходят в качестве Метуонии современная Ютландия, а в качестве острова Абал — Гельголанд, отвечающий условиям как по своему положению на море на расстоянии одного дня пути от материка, так и по нахождению на нем янтаря. Хотя, разумеется, в данном случае, как и в случае с островом Туле, речь могла идти о более или менее отвлеченных и легендарных представлениях. Остров Абал, быть может, не более реален, чем Электридские (то есть Янтарные) острова, которые Аполлоний Родосский по связи их с устьем реки Эридан поместил в глубине Адриатического моря, но которые ассоциируются также и с островами у берегов Фрисландии.
