Геродот не называет в своей истории Рипейских гор, но, рассказывая о северных соседях скифов, упоминает про неприступные горы на северо-востоке, за землями аргиппеев и исседонов, у подошвы которых лежат безвестные страны и живут фантастические люди, в существование которых он не верит. Если проследить локализацию аргиппеев, исседонов, аримаспов и гипербореев у Помпония Мелы, Плиния и других, основывающихся на древнеионийских хорографиях
[49] и периэгесах, то становится ясно, что расположение всех этих мифических племен связано так или иначе с представлением о Кавказе. Поэтому, надо полагать, Геродот и не упоминает о Рипейских горах, оставляя непоименованными те горы, где живут аргиппеи, исседоны и гипербореи, что он смущен их тождеством с Кавказом, имя которого, должно быть, незадолго перед тем было введено в литературу Гекатеем или его источником — авторами периплов, услыхавших его от милетских мореплавателей.
Следующий вопрос, возникающий перед исследователем Эсхиловой географии Северного Причерноморья, заключается в распознании реальной реки, представляемой поэтом под именем «Буйной». Древний схолиаст полагает, что это был Араке. Однако принятие этого предположения внесло бы дополнительные противоречия и искажения в географические представления Эсхила: Араке не впадает в Черное море, а в этом случае необходима река, связанная истоками с Кавказом (или с Рипейскими горами), а устьем с Черным морем. Гораздо более подходящей для сопоставления с рекой Эсхила является, несомненно, древний Гипанис, чье наименование, как известно, прилагалось к двум северочерноморским рекам — Кубани и Бугу; оно также тесно связано с названием Фасис, прилагавшимся к реке, разделявшей, в том числе и по Эсхилу, европейский и азиатский материки.
Соотнесение Гипаниса одновременно с Кубанью и Бугом создавало неопределенность его локализации — неустойчивость, которая прослеживается вплоть до Птолемея, помещающего Гипанис между реками Борисфеном и Каркинитом, то есть примерно там, где заставляет впадать в море реку «Буйную» Эсхил.
Двусмысленность, связанная с локализацией Гипаниса, была Эсхилу в его художественных целях, несомненно, на руку. Следует предполагать, что текст Гекатея содержал (с большей или меньшей степенью выразительности) эту двойственную локализацию Гипаниса. Вероятней всего, среди рек, берущих начало в Рипейских горах, наряду с Петром, Борисфеном, Танаисом был назван Гекатеем также и Гипанис. Вторично же он мог быть назван среди рек, берущих начало в Кавказских горах.
Совершенно ясно к тому же, что какое-то время представление о Гипанисе-Кубани совмещалось с представлением о Танаисе-Доне, истоки которого многие древние географы вплоть до Теофана Митиленского упорно показывали на Кавказе или в Рипейских горах. Если же этого не делает Геродот, утверждающий, что Танаис берет начало из некоего верхнего озера — известие, поражающее позднейших комментаторов своей кажущейся достоверностью, — то это может быть только потому, что на его представления о Танаисе повлияли данные об азиатских реках Яксарте и Оксе, к которым в древности также неоднократно прилагалось имя Танаиса и истоки которых, в частности истоки Окса, указывались в горном озере Оаксе. Имя «Гипанис» объединяет, таким образом, в себе представление не только о Фасисе, но и о Танаисе.
Этим самым снимается и еще одно кажущееся противоречие у Эсхила. Мы уже знаем, что в «Прикованном Прометее» Эсхил проводит границу между Азией и Европой по Киммерийскому Боспору, переплыть который заставляет он Ио. И этому не противоречит схолиаст Дионисия Периэгета, указывающий на то, что Эсхил в «Освобожденном Прометее» и Софокл в «Скифах» называют реку Танаис границей материков. Однако, в отрывке из «Освобожденного Прометея», сохраненном Аррианом, границей Азии и Европы названа, как известно, река Фасис. Геродот приводит обе версии: одни, мол, считают границей Европы и Азии реку Фасис, другие же — Танаис и Киммерийские переправы.
Следует думать, что обе эти версии наличествовали уже и в тексте Гекатея, во всяком случае, их следует предполагать известными Эсхилу; это явствует из эпитета «двойной», прилагаемого им в «Освобожденном Прометее» к понятию евразийской границы.
Большую древность, вероятно, следует приписать пребыванию в качестве пограничной реки Фасису (сравните противопоставление Нила и Фасиса в качестве разделяющих материки рек у Пиндара). Однако отождествлять этот древнейший Фасис приходится не с Рионом и даже не с Доном, а с Кубанью, устье которой стало известно грекам одновременно с Боспором Киммерийским и за которой сохранилось имя, почти равнозначное имени Фасиса. Перенесение же понятия границы материков на Дон (Танаис) и отождествление Фасиса с Рионом — явление более позднее.
Современных толкователей Геродота поражают его сведения о Каспийском море как о замкнутом бассейне, стоящие в противоречии с представлениями александрийских географов, считавших Каспийское море заливом Северного (Кронийского, Амальхийского) или Восточного (Эойского) океанов. Есть предположение, что Геродот располагал данными, почерпнутыми из каких-либо иранских источников, но при этом остается непонятным, почему этими же сведениями не воспользовались писатели эпохи Александра Македонского и диадохов, находившиеся в более тесном соприкосновении с иранским культурным миром, чем Геродот? Эратосфен, подытоживший результаты, добытые географической наукой IV столетия до н. э., также не преминул бы воспользоваться этими данными. Однако и Эратосфен, и уже упоминавшийся Патрокл принимали Каспийское море за залив океана. Но каковы же были представления о Каспийском море Геродотовых предшественников — ионийцев, и прежде всего Гекатея?
В точности это не известно, так как отрывки «Землеописания», относящиеся к этому предмету, не позволяют высказать сколько-нибудь категорическое суждение.
Геродот весьма настойчиво в полемической форме дважды указывает на то, что Каспийское море является замкнутым бассейном, не соединяющимся ни с каким другим морем. Эта полемика была направлена, как считалось, против Гекатея, так как представление о морях как о заливах океана возводится иногда к ионийцам. Однако мы помним, что Гекатей, так же как и значительно позднее него Дамаст, считал Эритрейское море замкнутым, а спутники Александра Македонского искали истоки Нила в Индии, на основании чего мы заключили, что Нил у Гекатея течет с востока. Именно такие представления и отображают строки Эсхила, в которых Прометей указывает Ио путь от аримаспов, локализующихся у Рипейских гор, на крайнем северо-востоке Скифии к эфиопам, живущим на границе Азии и Ливии, у истоков Нила. При этом ни слова не говорится о том, что Ио должна переплыть Каспийский залив океана, лежащий на ее пути, а лишь миновать шумящее море. Из сказанного следует, скорее всего, что Каспийское море представлялось Эсхилу так же, как позднее и Геродоту, морем внутренним, замкнутым, и не потому, однако, что ему или его географическому источнику был известен этот реальный факт, а, скорее всего, из тех соображений, что все бассейны, за исключением средиземноморского, разделявшего материки, не должны были иметь сообщения с океаном. Эти представления, характерные для ионийской географии и так ярко выраженные Эсхилом, необходимо отнести также и к Гекатею, сохранившиеся фрагменты которого убеждают в том, что, по его мнению, с океаном соединялись лишь две разделявшие материки реки — Фасис и Нил. Таким образом, и для Гекатея Каспийское море, скорее всего, должно было являться замкнутым бассейном, что, впрочем, косвенным образом может быть выведено и из его собственных слов — он говорит, что Каспийское (Гирканское) море окружено высокими горами.
