Предисловие
Если только не вся страна разрушена, то, даже если взгляды японцев на мир меняются, все равно остаются определенные критерии — продукт более чем двух с половиной тысяч лет истории. Традиции не исчезнут, даже если изменят форму. Важно иметь возможность наблюдать за переменами, за формой этих перемен и отмечать их с целью показать последующим поколениям, чтобы они могли узнать даже то, что изменилось, и были бы способны без страха встречать новшества.
Мията Побору, из интервью Жану-Мишелю Бютелю («Эбису», 2000, № 23, с. 18. Публикация Дома франко-японской дружбы, Токио)
Как рассказывать о Японии? С чего начинать, если там всё — история? С красоты Внутреннего Японского моря, синие воды которого соединяют три крупнейших острова архипелага? С замерзшего Киото в снегу, где все звуки приглушены? Или с автобанов, пробок, урбанизации, бурно развившейся менее чем за два поколения? Да, истории причастно всё: люди, события, но также географические данности и даже мифы — вчерашние и еще в большей степени сегодняшние. Ведь вся история, даже самая строгая, содержит в себе какие-то субъективные оценки, нечто произвольное. Не стали исключением из этого правила и японцы: история, которую они пишут сегодня, учитывается в планах, которые они строят па будущее, а идеи для этого не менее важны, чем люди. Именно идеи диктуют интерпретации и подсказывают вопросы, которые следует задавать прошлому и решать в будущем.
Как и везде, идеи служат в первую очередь для того, чтобы сочленять малое и большое — семью и нацию, регион и планету. Они также рационализируют естественные и эмоциональные склонности — например, привязанность к месту рождения превращается в патриотизм. Целостный подход позволяет включать страну в обширные системы, выходящие за пределы ее политических и географических границ; благодаря этому историки выходят из изоляции, вызванной островным характером страны, побеждают скрытые навязчивости, которые существовали всегда, по еще недавно редко давали о себе знать.
Каждый знает, что Япония — не просто архипелаг, а огромное скопище островов; так сложилось, что судьбу страны всегда определяло море. Тем не менее до самых недавних времен у историков не было в обычае рассматривать островной характер страны как феномен первостепенной важности и тем более делать из него далеко идущие выводы касательно причин и следствий. Это несомненно надо объяснять интеллектуальным влиянием Китая и китайской литературы: официальные китайские историки, служившие образцами для японских историков, излагали только историю людей, живущих вдали от моря, то есть китайцев, а не историю моряков.
Однако некоторые социологи указывают на другие причины этого явления, никак не связанные с великим континентальным соседом. Они говорят, что намеренное нежелание японских историков говорить о море объяснялось соображениями благопристойности: в замкнутом мире эрудитов и чиновников, которые когда-то одни только умели писать, никто не посмел бы подробно описывать жизнь простого люда с побережий — мореходов, авантюристов и даже судовладельцев, — и наделять их важной ролью.
Сегодня в силу феномена компенсации, который понятен, но иногда приводит к спорным выводам, многие историки, напротив, испытывают искушение приписывать этим людям чрезмерную роль, словно бы моряки и вообще все низы — «маргиналы» — одни только и создали страну.
В этом лабиринте из множества зеркал отражается вчерашний и сегодняшний обитатель Японии с его страхами и надеждами, рациональными или иррациональными. Приметой наших дней стало его активное и критичное мировоззрение, он сознает — благодаря ученым современникам, таким, как Амино Ёсихико — насколько непрочны подобных построения, миражи, содержащиеся в любых «теориях о японцах» (нихондзин рон).
Итак, море продолжает вторгаться в японскую историографию, где по традиции было фигурой умолчания — эпическая литература прославила лишь отдельные драматичные морские битвы. Планы на будущее — открыть Японию для мировых морей, понять, что в немалой степени ее судьба решается за пределами островов как таковых, то есть создать исторический фундамент для роли, которую страна надеется играть в завтрашнем мире. Именно Японию, выведенную из изоляции, страну «между Китаем и Тихим океаном», мы и хотим показать в этой книге.
| Хронология |
| ок. 8000 до н. э. — ок. 300 до н. э.: Эпоха Дзёмон |
| ок. 300 до н. э. — 300 н. э.: Эпоха Яёи |
| 585-670: Эпоха Асука |
| 670-710: Эпоха Хакухо |
| 710-794: Эпоха Нара |
| 794-1185: Эпоха Хэйан |
| 1185–1333: Эпоха Камакура |
| 1333–1392: Эпоха Северной и Южной династий |
| 1392–1573: Эпоха Муромати |
| 1578–1615: Эпоха Момояма |
| 1600–1854: Эпоха Эдо |
| 1868–1912: Эра Мэйдзи |
| 1912–1926: Эра Тайсё |
| 1926–1989: Эра Сёва |
| 1989 — н. в.: Эра Хэйсэй |
ГЛАВА I
ИСТОКИ
Первые пришельцы
Чтобы понять японскую историю, надо представить себе огромные пространства, соотнести архипелаг с территориями на его периферии, не видеть океана, окружающего его словно ограда, словно непреодолимый барьер. Этот барьер, не раз обнаруживавший себя, был несомненно создан столько же стихиями, сколько и людьми. Ведь только в историческую эпоху, когда с появлением письменности и укоренением буддизма возникло четкое понятие государства, а значит, изначальная форма современной Японии, последняя часто воспринимала себя как страну заточенную, заключенную, связанную по рукам и ногам сетью физических и географических запретов. На самом деле это были прежде всего политические и психические барьеры. В далеком прошлом море, возможно, несколько затрудняло, по никогда не исключало никакие миграции, никакие перемещения людей, животных или предметов.
Географическая природа японских земель, конечно, усложняла дело. Так, чтобы люди могли прийти с континента в достаточном количестве и начать заселять архипелаг, нужно было, чтобы земля достаточно долго охлаждалась, как это происходило 70 тысяч, 50 тысяч, 37 тысяч или 18 тысяч лет тому назад. Оледенения, приходившиеся на эти периоды, вызывали понижение уровня моря и открывали проходы, которых в более теплое время не было. Первыми по ним устремлялись стада крупных животных. Бизоны, слоны, носороги — по данным палеонтологии, последние в древние времена были широко распространены на севере — перебирались к югу в поисках лучших условий жизни. За ними шли люди, тоже искавшие тепла и старавшиеся не потерять из виду свои кочующие запасы мясной пищи. Кости слонов, найденные в нескольких местах на дне Внутреннего Японского моря, не оставляют на этот счет никаких сомнений, как и стоянка Ханаидзуми в Тохоку, где найдены кости бизонов, лосей и слонов, в том числе и обработанные рукой человека, что, возможно, объясняет, почему они сохранились — исключительный случай в Восточной Азии, где остатки флоры и фауны чаще всего сохраняются очень плохо.
