У этой истории нет хорошего конца. Ни муж, ни жена не сдвинулись в своих взглядах ни на йоту навстречу друг другу. Анна Евдокимовна продолжала противостоять супругу-искусителю до тех пор, пока он не скончался. Вторым браком она была замужем за известным масоном С. Ф. Лабзиным, морализаторство которого, как и духовные установки ее петербургского благодетеля М. М. Хераскова, отдают известной долей фальши. Но именно с этими людьми Анна Евдокимовна нашла утешение, полностью переплавив детский религиозный пыл в мистическое богоискательство. Несмотря на то, что повторное замужество продолжалось тридцать лет и считалось образцовым, у нас не поворачивается язык сказать, что героиня достигла счастья. Ее представления о себе как о мученице, житийные нотки в повествовании говорят о большой гордыне, развившейся на почве исступленной борьбы с чужим грехом. Возможно, поэтому исследователи, соприкасавшиеся с «Записками», не питали к героине симпатии, несмотря на пережитые ею горести.
«Нынче развод не в моде»
После печальной истории семейства Карамышевых уместно поговорить о единственном, на взгляд современного человека, выходе из подобной ситуации. О расторжении брака. Дело это в XVIII столетии было трудным, но возможным. И как к последнему средству к нему прибегали не так уж редко. Однако подать на развод и получить его — разные вещи. Некоторые супруги годами дожидались решения Синода — далеко не всегда благоприятного. К тому же общество с крайним порицанием отзывалось о тех членах, которые отважились разорвать священные узы.
Уже знакомый нам попечитель Киевского учебного округа Е. Ф. Фон-Брадке вспоминал: «Добрые нравы господствовали, и не было слышно о разводах или разъездах; два редких случая в этом роде неумолимо осуждены общественным мнением, и обвиненным отказано во всех домах»
[429]. Не удивительно, что супруги часто предпочитали полюбовный разъезд. Не передавая дело в официальные органы, они договаривались больше не жить вместе, делили имущество и разъезжались в разные дома. Янькова писала о своей бабке Евпраксии Васильевне, дочери историка В. Н. Татищева: «В первом браке она была за дедушкой Римским-Корсаковым… Вскоре овдовев, она вышла замуж за Шепелева; детей у них не было, и они скоро разъехались, дав друг другу подписку, чтобы никоторому из них одному после другого седьмой части не брать»
[430].
Согласно закону 1731 года, овдовев, супруги наследовали седьмую часть недвижимого имущества покойного и четвертую часть движимого. Остальное распределялось в соответствии с завещанием. Если учесть, что развод стоил немалых денег, ибо каждую инстанцию полагалось «подмазать», то простой разъезд служил также и способом сохранения состояния. Из бракоразводного процесса стороны могли выйти не только свободными, но и голыми. Этого никому не хотелось.
Однако и весьма состоятельные люди, решившие идти до конца, вынуждены были не один год пребывать в ожидании. Поэтому разъезд фактически предшествовал разводу. К тому моменту, когда супруги получали решение Синода, они уже давно не жили вместе. Но и разъезд, как своеобразная форма разрыва семейных уз, осуждался обществом. Юная Карамышева вовсе не добивалась расторжения брака, она просто не желала следовать за мужем в Петербург, куда тот собирался взять свою племянницу-любовницу. Законная супруга решила остаться в Сибири, в доме покойной матери. Но родные вынудили ее ехать. По их словам, отказываясь сопровождать мужа, Анна Евдокимовна нарушала обязательства, взятые на себя в церкви. «И кто тебе дал сие право располагать твоею участью? — укорял ее дядя. — Тебя всегда учили предаваться на волю Спасителя… И почему ты знаешь, оставя мужа твоего, будешь ли ты спокойна и счастлива, и не станет ли совесть твоя тебя укорять? И чему ты подвергаешь свою молодость? Стыду и нареканию. И ты обеспокоишь прах родителей твоих. Думаешь ли ты, что они не будут страдать, видя тебя нарушающею все должности брака?…Правосудие Божие постигнет тебя»
[431]. Какие же громы и молнии сыпались на головы тех, кто осмеливался не просто не жить вместе, а потребовать полной свободы?
Даже сочувствие горю детей и моральная поддержка всей семьи не гарантировали благополучного исхода. Показателен незавершенный развод четы Строгановых, где супруги шесть лет ждали ответа на свою просьбу, и в конце концов жена скончалась в доме у родителей. Историю этого запутанного дела изучила современная московская исследовательница Н. Ю. Болотина
[432]. Анна Михайловна была единственной дочерью канцлера М. И. Воронцова, английский посланник Джерси Маккартни называл ее «очаровательнейшей женщиной своего времени» и писал, что даже почтенный Н. И. Панин был влюблен в нее
[433]. Судьбу 15-летней крестницы решила императрица Елизавета Петровна, она сама подобрала ей жениха — молодого барона А. С. Строганова. Но как часто бывает в таких случаях, партия, кажущаяся со стороны такой удачной, на деле устраивает всех, кроме молодых.
Свадьба состоялась в 1758 году. Нельзя сказать, что жениха и невесту насильно повели к венцу, как раз наоборот. Александр Сергеевич был в восторге от нареченной и писал своему наставнику Саразио в Женеву: «Вице-канцлер граф Воронцов был искренний друг покойному моему отцу. У него я имел случай видеть и полюбить молодую дочь его графиню Анну; отец ея и мать, олицетворенная доброта, справедливость и благородство… что же касается до той, которую я люблю, то ей 14 или 15 лет и ко всем качествам ея ума и красоты нужно присоединить еще и прекрасное воспитание. О, я самый счастливый человек в мире!»
[434]
Однако влюбленность не переросла в любовь. В 1760–1761 годах супруги совершили путешествие в Вену, куда Строганова отправили с официальным поздравлением по случаю бракосочетания эрцгерцога Иосифа, будущего императора Иосифа II. Анна Михайловна была первой из русских дам, кто в царствование Елизаветы Петровны сопровождал мужа в служебном путешествии за границу. После нее традиция, знакомая еще при Петре I, возобновилась. «Ты дорогу показала российским молодым дамам»
[435], — писала ей мать. Однако после возвращения в Россию семейные дела четы Строгановых разладились. Возможно, это было следствием политических разногласий — Анна Михайловна вместе с другими представителями рода Воронцовых находилась в близком окружении Петра III, а Александр Сергеевич являлся ярым сторонником великой княгини Екатерины. А, возможно, взаимное охлаждение было продиктовано несходством характеров. Скорее всего — и то и другое.
