Место смотра собравшемуся войску, который Дмитрий Иванович устроил перед походом на Дон, — Девичье поле в Коломне и одноименное поле в Москве. Московское Девичье поле между Хамовниками и Лужниками давно и плотно застроено, но оно обозначено на старых картах, по нему были названы стоящий поныне на его бывшем дальнем конце Новодевичий монастырь и проходящая вдоль монастыря Новодевичья набережная.
Последняя перед битвой стоянка Мамая — Кузьмина Гать и московский район Кузьминки в десяти-двенадцати километрах от Красного холма и не более чем в пятнадцати, то есть на расстоянии одного пешего перехода, — от исторических Кулишек.
Отдельно сто́ит остановиться на Чурове и Михайлове. В «Задонщине» есть такое странное замечание: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым». Ни по Красивой Мече на Куликовом поле, ни по рязанской Мече, притоке Оки, таких населенных пунктов нет и никогда не было. Зато по городу Москве вдоль Третьего транспортного кольца в районе Татарского (!) кладбища протекает река Чура, которую можно считать тезкой Мечи. А. Бычков
очень тонко подмечает, что древнерусское слово ЧУРА в значении «граница», «межа» точно соответствует древнецерковнославянскому (то есть, книжному, которым пользовались монахи-летописцы) МЕЂА. Слова МЕЋА [ме́джя] и МЕЧА [ме́чя] и писались и произносились почти одинаково, различаясь лишь звонкостью-глухостью аффрикаты, передаваемой соответственно зеркально схожими буквами «джервь» (ћ) и «червь» (ч). В этом контексте А. Фоменко предполагает, что близ места впадения Чуры в Москву-реку вероятно было какое-то сельцо Михайлово, от которого остались на современной карте Москвы между улицей Орджоникидзе и Третьим транспортным кольцом семь Михайловских проездов. Правда, про Чуров и в здешних краях ничего не ведомо, но уж коли где-либо существовали городок Чуров или сельцо Чурово, то где ему еще стоять кроме как на реке Чуре? А тут еще и приток Чуры речка Кровянка. Странное и страшное название, но не для места Куликовской битвы. Фоменко справедливо напоминает, что в наших летописях после Куликовской битвы реки несколько дней кровью текли. Не от того ли Кровянка?
На самом деле список соответствий названий тульского Куликова поля и московских Куличков у авторов Новой хронологии гораздо длиннее приведенного здесь и включает достаточно спорные созвучия и явно притянутые за уши весьма условные похожести. Но не будем придираться к авторам Новой хронологии. В конце концов, любое созвучие, даже стопроцентное, само по себе не может быть доказательством. Однако у Фоменко для перенесения места Мамаева побоища с Дона на Москву-реку есть и более серьезные основания, а в споре с адептами сценария «Руси защитник» — более сильные козыри.
Главный аргумент всех противников Куликовской битвы в ее классической интерпретации — отсутствие осязаемых следов битвы на Куликовом поле у Непрядвы. Несмотря на давние усилия многих поколений профессионалов и любителей, в последнее время вооруженных современной техникой, вплоть до миноискателей и навигаторов GPS, находки на предполагаемом месте битвы обескураживающе ничтожны и не превосходят «археологического фона» Муравского шляха, на котором традиция располагает место побоища и по которому веками ходили туда-сюда на рать наши предки и их противники. Особенно странно отсутствие на предполагаемом поле битвы массовых захоронений, что прямо противоречит утверждениям летописей о громадном войске, тяжелейшей битве, огромных потерях и восьмидневном «стоянии на костях» после победы для похорон погибших. Вот тут-то А. Фоменко и достает из рукава свои козыри, крыть которые профессионалам пока, похоже, нечем.
То, что веками искали российские и советские археологи на берегах Дона, авторам Новой хронологии с ходу удалось найти… в Москве в районе Крутицкой набережной! О захоронении каких-то участников Куликовской битвы у церкви Рождества Пресвятой Богородицы на нынешней территории завода «Динамо» вроде бы было известно с XVIII века. Больше того, в 1870 году в этой церкви было установлено чугунное надгробие Пересвету и Ослябе, но даже чугун не пережил революционных бурь начала двадцатого века. Поскольку церковь стоит на Крутицкой набережной, в которую ниже по течению Москвы-реки переходит Краснохолмская набережная, то есть, в непосредственной близости от московского Красного холма и, следовательно, места Мамаева побоища по Новой хронологии, авторы последней не поленились лично обследовать эту церковь и, пусть случайно, но обнаружили в ней массовое захоронение XIV века. Это дало им основание предположить, что церковь построена как коллективная усыпальница непосредственно у места Мамаева побоища, произошедшего согласно летописям в день Рождества Богородицы, отчего церковь и получила свое название. На самом деле, как утверждают ортодоксальные историки, она была построена гораздо раньше в монастырском качестве, а за год до Куликовской битвы после переноса монастыря на новое место чуть севернее осталась простой церковью. Однако это не меняет существа дела: и в старой, и в новой ипостаси церковь вполне могла быть использована для погребения погибших воинов и получить свое название по дню сражения и славной победы над Мамаем.
Таким образом, имеется факт, мимо которого нельзя пройти просто так: на Куликовом поле в устье Непрядвы массовых захоронений нет, а при московской церкви Рождества Пресвятой Богородицы они есть. Да еще какие! Здесь, пожалуй, лучше всего передать слово А. Фоменко и Г. Носовскому: «Не успели мы войти на площадку перед церковью, как наше внимание привлек огромный дощатый ящик, уже опущенный в свежую могилу и приготовленный к погребению… присутствовавшие при этом церковный староста и рабочие охотно рассказали нам следующее. Оказывается, вся земля вокруг церкви в радиусе около ста метров и на глубину несколько метров буквально забита человеческими черепами и костями. Более того, площадь захоронения возможно даже больше, но выяснению этого мешают заводские постройки, плотно обступившие церковь… еще при постройке завода был обнаружен целый слой из костей. Эти древние кости тогда выкапывались в огромных количествах и просто выбрасывались…»
Скелеты неплохо сохранились, что позволило авторам открытия выявить две интересные особенности захоронения. Во-первых, массовость погребения подчеркивалась полным беспорядком в расположении скелетов. Тела не укладывали, а сбрасывали в ямы как попало. Во-вторых, отдадим должное наблюдательности Фоменко и Носовского, сохранившиеся у скелетов зубы выглядели вполне здоровыми, что в Средневековье могло быть только у очень молодых людей. Это хороший аргумент в пользу того, что в ямах хоронили не почивших естественной смертью стариков, не всех без разбору жертв какой-то эпидемии, а только молодых, чему может быть лишь одно рациональное объяснение — речь идет о братской могиле павших в бою воинов. Кроме того, рядом с костями в земле были найдены каменные надгробные плиты без надписей, но одного и того же образца и размера и с одним и тем же рисунком, чрезвычайно напоминавшим воинский щит. Плит было несколько, но существенно меньше, чем скелетов. И ни одного гроба. Следовательно, речь действительно идет об одновременном воинском захоронении в нескольких братских могилах, причем захоронении настолько массовом, что хоронили без гробов в навал, а могилы отмечали стереотипными плитами.
