Глава 4
Микроб-эгоист
Всем хочется знать, как улучшить свою иммунную систему.
Наберите в поисковике фразу «иммунная система как» – и первая же подсказка оптимистично продолжит: «укрепить». В идеале достичь этой цели хотелось бы с помощью приятного на вкус чудо-продукта – желательно какой-нибудь ягоды, произрастающей в потаенных уголках Анд. Такая ягода, разумеется, продавались бы за бешеные деньги, но ведь это означало бы одно: она и впрямь творит чудеса! Большинство людей хотело бы укрепить свою иммунную систему просто для того, чтобы перестать без конца простужаться и периодически подхватывать грипп, прикасаясь к кишащим микробами поручням в общественном транспорте. Но где же в самом деле спрятан ключ от активной и здоровой иммунной системы?
Наша склонность подхватывать инфекции – печальное последствие чрезмерной социализации. Наверное, каждому из нас хотя бы раз в год приходится пережить несколько неприятных недель, когда нам нездоровится настолько, что мы не в состоянии работать, но не настолько, чтобы лежать пластом на диване. Если мы стиснем зубы и через силу пойдем на работу, где будем чихать и кашлять весь день, то тем самым исполним заветную мечту гадкого микроба – продолжим общаться, а значит, поможем ему, микробу, путешествовать и размножаться. Именно такое состояние – когда нам не настолько плохо, чтобы сидеть целый день дома, – и означает, что патоген (то есть болезнетворный микроб) достиг идеального равновесия между вирулентностью (заразностью) и безвредностью. То есть он одновременно достаточно зол и опасен, чтобы передаться другому человеку (ведь кашель и чихание – верные пособники заразы!), и достаточно безобиден, чтобы не дать вам умереть, пока вы не встретитесь с другими людьми – новыми потенциальными хозяевами для микробов. Один из своеобразных «плюсов» по-настоящему опасных заразных болезней с очень высокой вероятностью летального исхода (более 90 %) – таких, как лихорадка Эбола и сибирская язва, – как раз заключается в том, что возбуждающие их вирусы так быстро убивают своих жертв, что те почти никого не успевают заразить. Угроза заражения Эболой, эпидемия которой вспыхнула в Западной Африке в 2014 году, возможно, и возникла потому, что этот вирус сделался менее опасным и стал уносить жизни лишь 50–70 % заразившихся людей. Снижение вирулентности и уровня смертности приводит к тому, что заболевшие живут немного дольше, давая вирусу больше шансов поразить организмы новых жертв и тем самым продолжить распространение эпидемии.
С другой стороны, многие животные почти не страдают от этих заразных болезней – и не потому, что обладают более стойкой иммунной системой, а потому, что для передачи инфекции и распространения эпидемии требуется контакт с другими восприимчивыми особями. Горные козы-одиночки, обитающие во Французских Альпах, едва ли встречаются со своими собратьями, живущими в Пиренеях, а потому инфекции среди них – большая редкость. То же относится и к хищникам, которые предпочитают одиночный образ жизни, – например, к леопардам: популяции таких видов просто не дают инфекционным болезням ни малейшего шанса для распространения.
Помножьте нашу общительность на жажду странствий – и получите отрадный для патогенов результат. Еще бы: постоянные контакты – и нескончаемый приток свежей крови! Любопытно, что, кроме людей, самыми активными переносчиками болезней (в том числе и лихорадки Эболы) являются летучие мыши. Подобно нам, большинство видов летучих мышей живут большими колониями, которые насчитывают тысячи или даже миллионы особей и при этом плотно заполняют тесные пространства. Это дает патогенам огромные возможности для расселения: вирусы стремительной волной разбегаются по летучим мышам, а затем мутируют и спустя несколько месяцев или лет совершают новое массированное нападение. Кроме того, летучие мыши умеют летать! Когда особи, живущие в разных местах, собираются вместе на общих кормовых территориях, то же самое делают и их микробы, что позволяет им преодолевать расстояния между изолированными популяциями. Этими чертами – высокой коммуникабельностью и исключительной мобильностью – люди гораздо больше похожи на летучих мышей, чем нам, возможно, хотелось бы думать. Мы тоже живем в перенаселенных городах и летаем по миру, а попутно обмениваемся микробами – как безвредными, так и патогенными – и способствуем их распространению.
На самом деле проблема большинства людей – вовсе не слабость иммунной системы, а, напротив, ее чрезмерная активность. Может быть, кому-то и кажется само собой разумеющимся, что каждую весну он испытывает приступы сенной лихорадки или чихает всякий раз, как берет на руки кошку, но это ненормально. Пожалуй, о «норме» тут можно говорить лишь в том смысле, что сейчас в развитых странах аллергиями страдает огромное число людей. Но сделайте мысленно шаг назад и задумайтесь: неужели это эволюционный процесс «позаботился» о том, чтобы 10 % детей периодически задыхались и не могли нормально дышать, как это происходит при астме? Неужели можно считать заслугой эволюции и то, что 40 % детей и 30 % взрослых страдают от непереносимости цветочной пыльцы (именно это происходит при сенной лихорадке)? Аллергики редко задумываются о том, что у них иммунная дисфункция, однако именно в этом и заключается суть аллергии. Так что им нужно не укреплять иммунную систему, а, наоборот, как-то ее «обуздать». Аллергии возникают по вине иммунной системы, которая проявляет слишком высокую активность и борется с теми веществами, которые не представляют никакой угрозы для организма. Вот почему для лечения аллергий часто применяются стероиды и антигистаминные препараты, призванные успокоить иммунную систему.
В развитых странах различные формы аллергии уже надежно закрепились на захваченных позициях. К 1990-м годам они замедлили победное шествие, как бы удовольствовавшись уже пораженной частью населения. Такая стабилизация, возможно, указывала лишь на то, что все генетически предрасположенные к аллергии люди оказались ею охвачены, а не на то, что лежащая в основе этого явления причина была устранена. Однако вдали от людских толп, в настоящей сельской глуши, в доиндустриальных, не затронутых западными новшествами уголках мира об аллергиях почти не слыхивали. Между тем в регионах, занимающих промежуточное положение между развитым миром и редкими оазисами родоплеменной культуры, эта проблема встает все более остро: в каждом новом поколении все больше людей становится жертвами противоестественной иммунной гиперреакции. И с той самой поры, когда эта напасть впервые заявила о себе на Западе, то есть с 1950-х годов, люди пытаются найти ее причину.
На протяжении большей части прошлого века преобладала теория, согласно которой аллергии возникают у детей в результате инфекции. Но в 1989 году британский врач Дэвид Стрэчен оспорил эту теорию, изложив в емкой и четкой научной статье иную точку зрения: аллергии возникают из-за недостатка инфекций. Стрэчен изучил медико-социальные статистические данные выборки из 17 тысяч британских детей, родившихся в течение одной недели марта 1958 года; сведения об их жизни фиксировались вплоть до достижения ими возраста 23 лет. Из всех данных, собранных об этих детях (их социальной принадлежности, материальном благополучии, месте жительства и так далее), на вероятность подхватить сенную лихорадку повлияли только два фактора. Первый – это количество братьев и сестер, имеющихся у ребенка: оказалось, что у единственного ребенка в семье гораздо больше шансов заболеть сенной лихорадкой, чем у детей, имеющих по три-четыре брата или сестры. Вторым фактором было старшинство: дети, у которых были старшие братья или сестры, страдали от сенной лихорадки реже, чем те, у кого имелись лишь младшие братья или сестры.
